Valerio ZURLINI   "Cronaca familiare"

Валерио Дзурлини  ”Семейная хроника»

     _______________________________________________________

                  Фирма «Титанус» представляет

 

                                    ...опавший цветок твоих

                                          лучших лет...

 

        по роману Васко Пратолини «Семейная хроника» (1945)

 

- Открой, это господин из «Юманите»!

- Минуту! Иду!

- Завтра в газете вашего материала не будет.

/на англ. языке/

- Что это, колбаса?

- Да, колбаса.

- Прекрасно! А это сигареты для парней.

- Спасибо!

- До свидания! (Спокойной ночи!)

- До свидания!

- Алло! Алло! Алло! Флоренция? Это Флоренция? Вам звонят из Флоренции.

- Алло! Алло!

- Алло! Энрико, это ты? Я Муньяи, дежурный стенограф.

- Да, говори!

- Для тебя есть сообщение. Мы не смогли раньше дозвониться. Они то подсоединяют, то проверяют, и с полуночи до трех линия заблокирована. Мы еще под надзором  (имеется в виду контроль союзников).

- Да, читай!

- Ты знаешь, что я делаю то, что должен (выполняю свой долг).

- Говори!

- Твой брат умер. Вчера утром. Держись! Врачи сказали, что болезнь развивалась уже слишком давно. Слушай, я читаю сообщение. Он был спокоен. Вспоминал тебя. Твои родственники спрашивают, приедешь ли ты на похороны. Будет ли у тебя время? Алло!

..................

- Когда умерла мама, тебя было 25 дней. Ты уже был далеко от нее, в другом месте . Наш отец еще был в больнице из-за ран, полученных на войне. Мы приходили к нему, мама и я. Надо было пройти по Коста деи Маньоли и Коста Скарпучча. Был сентябрь, начилалась осень 1918 года. Мне было восемь лет и я не мог тебя любить. ВСе говорили, что мама умерла из-за тебя. Однажды крестьяне, которые тебя нянчили, принесли тебя на виллу барона. Он был англичанин, сэр. Видно было, что его взволновала твоя судьба, он сказал, что надо тебе помочь, и его мажордом взял тебя под свою опеку. Его звали Салокки, и для тебя он должен был стать «папа». Так ты появился на Красной Вилле, и день за днем вокруг тебя начала выстраиваться эта тюрьма привязанностей, привычек, комплексов, в которой ты потом окажешься приговоренным.

- Вот, вот тебе полдник.

- Красавец наш, красавец...

- Дино, Дино!

- Лоренцо, синьора, Лоренцо!

- Простите, так звали дядю, который был его крестным.

- Я понимаю, синьора, но Дино - это грубое имя, сейчас его зовут Лоренцо. Понятно? Что это?

- Апельсиновое варенье.

- Еще одно, синьора, простите. Пройдемте со мной. Я хотел бы прояснить одни уговор. Проходите, идемте. Мария!

- Да, синьор.

- Видите ли, дорогая синьора, ребенок скоро начнет понимать. Я, естественно, не могу запретить вам его видеть, - я не сделаю этого и никогда бы не сделал. Но поскольку ребенок должен привыкнуть к нам как к своей настоящей семье, будет хорошо, если вы постараетесь не говорить ему об отце, если можно и... мне очень жаль, но... самое главное - никогда не говорите ему о матери. Понятно?

- Но почему? Я не понимаю.

- От чего умерла ваша дочь? От менингита, не так ли?

- Да. Но менингит был только следствием, осложнением, появившимся в последние три дня, после операции и испанки.

- Вот именно! Да, как раз испанка. И все же я могу рассчитывать на вашу сдержанность? Будет лучше, если ребенок никогда не узнает об этом...об этом, как вы говорите, осложнении, появившемся в последние три дня. Договорились?

- Не знаю. Я так не думаю.

- А, все так, все так идет! Если б я раньше могла представить! Мой муж слишком привязывается к ребенку. А так дело идти не может, ребенок не наш сын. Ведь его отец выздоровел, правда? Почему не приедет и не заберет себе его?

- Так ведь ваш муж хочет его держать, и нет никакой причины, чтобы насильно забрать у него ребенка, чтобы егоне расстраивать.

- А, расстраивать! Он бы наверняка страдал! Он хочет дать ему будущее. Конечно, ребенку очень повезло, что у него умерла мать.

- Вы не должны такое говорить! Как мы смогли поставить на ноги вот этого, так сумели бы вырастить и второго! До свидания, синьора!

............

- Мама умерла от осложнений, появившихся после продов, - значит, по твоей вине. Но я уже из-за этого не чувствовал к тебе ненависти. Для меня ты умер вместе с ней. Посещения Красной виллы становились все более короткими, холодными, только по необходимости. Все детство ты будто прожил в аквариуме, без секретов, открытий, без друзей. До тех пор, пока нас развели разные судьбы. Это было в январе или феврале 1935 года.

- Шестнадцать - шестнадцать.

- Шестнадцать - семнадцать.

- Роберто, прижми его!

- Извините, я...

- 16 - 19. Меняемся!

- Как 19? Шарик был на его поле, это мое очко!

- Ты что, дурак ? Я даже не смог до него дотронуться!

- Да ты шутишь! Он был на твоем поле!

- Да нет, он был за полем, и ты тоже это видел!

- Играй, играй! Роберто, давай!

- Ладно. Пусть будет 19.

- Ты готов?

- Да.

- 21... Закончили!

- Лоренцо! Слушай, у меня 5, но я тебе еще 5 дам. Будет 10.

- Хорошо, хорошо!

- Я отдам их тебе завтра.

- Нет, давай сейчас, они у тебя есть!

- Тогда играем реванш! Дай мне вперед 8 очков - и сыграем на 20 лир.

- 8 очков? Да ты с ума сошел! Да послушай, я ведь не заберу их обратно!

- Ладно, пусть будет 6!

- Ну, ладно!

- Послушай, Роберто!..

- Давай, держи шарик! Ну, держи же!

- Извините, я должен идти домой. До свидания!

- А почему ты уходишь? С ума сошел! И не хочешь отыграться?

- Ты куда? Не будешь считать?

- До  завтра!

- Лоренцо, будем дальше играть!

- Мне надо уходить. Меня брат ждет.

- Брат? Когда это у тебя брат успел появиться?

- Да что ты говоришь?

- Да вот он! Убедились?

- Извините, вы - брат Корси?

- Я? Нет! В тот вечер мне удалось тебя избежать, я скрывался. Мы не виделись года четыре, надо было бы задавать слишком много вопросов, многое объяснять. Так прошли еще два месяца. Зима.

Записка: «Сейчас он будет доволен, что ему отключили свет».

- Синьор Энрико! Нет, никого нет, делать нечего, раз никого нет.  Можете сказать, как вас зовут (оставить ваше имя).

- Скажите ему, что приходил его брат.

- А, так значит, вы его брат?

- Да, да, спасибо, синьора. До свидания! Входи.

- Видите, как живет ваш брат? И ведь несложно убрать немного в его комнате! Но он хочет, чтобы ничего не трогали. Да еще возвращаясь, кажется, старается, чтобы его не видели.

- Да, завтра или послезавтра я надеюсь...

- Да, но пусть будет завтра. Потому что я благотворительностью ни для кого не занимаюсь!

- Да-да, спасибо, спокойной ночи.

- Она мне показалась любезной, - почему ты с ней так обращаешься?

- Как это я удостоился такой чести?

- Да, если можно, я хотел бы остановиться у тебя на несколько дней.

- Здесь?

- Да, для меня было бы очень хорошо.

- Ну так ради Бога!

- Спасибо.

- Что случилось?

- Ничего. Папа разозлился из-за одной вещи.

- Из-за чего? Если ты мне не объяснишь, я должен буду отвести тебя домой.

- А мы уже не там, где ты думаешь. Сейчас живем на Борго Оньисанти. Снимаем такую же комнату, как вот эта.

- А? А папа как себя чувствует?

- Со здоровьем хорошо.

- А твоя учеба  - как идет?

- Так себе.

- Вот почему вы поругались?

- И из-за этого тоже.

- А еще из-за чего?

- Ты французский знаешь? И как ты с этим разбираешься, если даже никакой граматики нет?

- Разбираюсь. При помощи вот этого.

- Почему ты избегал меня, когда играли в пинг-понг?

- Я тебя избегал? Место было не совсем подходящее, ты был там с друзьями, я бы испортил тебе партию - и все. Ну ладно, извини.

- Не за что.

- А из-за чего еще вы поссорились?

- Из-за одной девушки.

- Однако! Но ты не обращай внимания, это часто случается. Был где-то огарок свечки, но...

- Это дочь нашей хозяйки. Но между нами ничего нет, мы только шутим. Сегодня утром папа застал нас в коридоре. Меня закрыл потом в нашей комнате, а за нею... погнался с метелкой. Почему ты смеешься?

- Так просто, потому что предсталяю себе сцену.

- Да, но я чуть не умер со стыда. Папа поругался с ней и с ее родителями.

- Я могу отвести тебя домой и поговорить с твоим отцом.

- Нет! Я написал ему, что пойду к тебе.

- Уже решил, значит?

- Да, по крайней мере на сегодняшний вечер.

- Ты не отдашь мне словарь?

- О, извини! Держи.

- Ну, тогда выйдем из дому, пойдем купим эту свечку. Преполагаю, что надо будет подумать и об ужине.

- Если ты не против, то я хочу тебя пригласить.

- Да-да. На двоих я все равно не натягиваю. Проходи. А как же ты нашел мой адрес?

- В паспортном столе.

- А, ну да.

..........................................

- Очень вкусно. Папа не разрешил бы мне это есть.

- А нашего отца ты никогдла больше не видел?

- Нет. В последний раз - пару лет назад, и кажется, что... что у него нет никакого желания меня видеть.

- Я в этом не очень уверен. Что с вами было после смерти барона?

- Мы почти сразу уехали с Красной Виллы. С наследниками не находили общего языка. Ты помнишь синьору Салокки?

- А почему ты ее не зовешь мамой?

- У меня это ни разу не получилось.

- Продолжай.

- Так мы остались вдвоем, он и я. Когда уехали с Красной Виллы, он не знал, что делать. Мы поехали в Канны, в Монте-Карло, в Сан-Ремо, - одним словом, по всем тем местам, куда он обычно ездил с бароном.

- А Дида?

- Она тоже исчезла.

- Вот, если хочешь спать...

- А ты?

- Я нет, мне еще кое-что надо сделать. Посмотришь, если на боку, то оба поместимся. Вот.

- А, тебе нужен стул?

- Ничего, ничего.

- Можешь взять его.

- Ничего, бери.

- Будь любезен, подай мне сумку. А как пройти в ванную?

- У нас нет ванной. Мы в кухне моемся. Но в такое время уже все спят. Если тебе нужен туалет, то рядом с кухней.

- Ладно, ничего.  Почему ты отправил бабушку в дом престарелых?

- Ты еще не спишь?

- Это бесчестный поступок.

- А что такое бесчестье?

- Когда люди критикуют.

- А что такое люди?

- Почему ты отвечаешь мне вопросами?

- Послушай, синьор Салокки застает тебя с девушкой, ты сбегаешь и приходишь ко мне, хотя мы уже сто лет не виделись. Так вот, люди - это все те, к кому ты не обратился, потому что знал, что они тебя не поймут. Мы вдвоем можем об этом говорить, а не люди.

- Хочу спать. А ты слишком сложно говоришь.

- Бабушка не могла больше работать, Лоренцо. Ты знаешь, что ей за семьдесят лет. Я зарабатывал 12 в лир в день в типографии - вроде заработок, зарплата, а невозможно было иметь даже обед и ужин.

- Но как можно решиться на дом престарелых?

- Этот дом существует, не так разве? Он сделан для бедных, и бедные раньше или позже попадают туда.

- Ты дашь мне сигарету?

- Это последняя.

- Спасибо. А не получилось ли так из-за того, что тебе не очень хотелось работать?

- Не знаю, может быть. А ты что думаешь?

- правда, что ты хочешь стать писателем?

- Журналистом...

- И сможешь?

- Может быть , нет.

- Папа говорит, что ты бездельник. Правда! Говорит, что мы с тобой одного племени.

- Конечно! Из того племени, которое ему незнакомо.

- Почему не знает?

- Потому что он слуга.

- Почему бабушка только и делает что плачет, когда приходят ее навестить?

- Ты был у бабушки?

- И сегодня тоже. Чтобы спросить у нее твой адрес. Она сказала мне, что ты живешь на виа Рома. Но я видел тебя на виа Гвельфа и понял, что ты ее оставил.

- Мне не нравится, что ты меня так обвиняешь.

- Почему ты тогда не начнешь работать?

- Потому что вот это и есть моя работа. Потому что я не хочу принимать жизнь такой, какой она получается. Жизнь нашего отца, жизнь деда... У меня не было твоих возможностей.

- Желаю успеха!

- Когда ты в первый раз ходил к бабушке?

- Около 2-х месяцев назад, после того как мы встретились на пинг-понге. Я пожалел, что повел себя таким образом, и поскольку понял, что ты меня избегал, подумал, что будет хорошо, если я к ней схожу.

- Это наша мать.

- Та фотография, что у бабушки, более четкая.

- Здесь она еще когда была девушкой. Как ты себе ее представляешь?

- Никак. Никак не представляю. Мне говорит о ней бабушка.

- Погасим свечку.

- Ты не раздеваешься?

- Нет, холодно, я сплю в одежде.

- Какая она была?

- Очень красивая.

- А еще?

- Ее глаза казались зелеными. Их взгляд всегда был очень серьезным. Как ты, когда играешь в пинг-понг.

- То есть? Какой я, когда играю в пинг-понг?

- Отстраненный, погруженнй в какие-то свои мысли, вне мира.

- А ее глаза были зелеными или казались зелеными?

- Не знаю.

- Чем она занималась?

- Жила. А потом умерла.

- Почему вы не можете рассказать мне о ней ничего точного? Как я могу полюбить ее, если никто не может мне о ней рассказать?

- Ей очень нравились апельсины.

- И апельсиновое варенье тоже?

- Да, думаю, что да.

- А еще?

- Ей нравилось одеваться в темные тона. Любила комедию. Не выносила находиться среди людей. Была очень хорошей портнихой, самой лучшей в одном из ателье на виа дель Корсо. Слышишь? Это фургоны газеты «Ла Национе», которые отвозят ее к первым утренним поездам, еще со свежей типографской краской.

.......................

Надпись : Виа деи Мальконтенти - Улица Недовольных.

- Бойтеми! Казати!

- Давай сядем здесь! Какие холодные руки!

- Ты знаешь, я больше часа пробыла во дворе.

- Ты совершенно не должна туда ходить, особенно в такую пору!

- Наоборот, нужно! Иначе не слышно, когда нас зовут.

- А ты случайно не знала, что я приду?

- Я это знала, была уверена.

- Как ты себя чувствуешь?

- Как заключенная. Но ты знаешь, я уже к этому привыкаю. Иногда находит немного грусть, но... А сейчас, когда ты здесь... У тебя кашель?

- Нет-нет, ничего.

- Ты видел Лоренцо?

- Да. Он сегодня тоже придет.

- Ты видел, какой он красивый?

- Да.

- Синьор Салокки заставляет его учиться на служащего. И когда вырастет, у него будет хорошее место. А ты...

- Мне и так хорошо. Да к тому же и у меня место есть.

- Журналист, человек, который рассказывает о чужих делах. Добрый день, мать!

- Добрый день, Казати! Сидите, сидите! Добрый день.

- Это сестра Клементина, наш жандарм. Но она хорошая. Позволила мне держать ночной горшок.

- Да что ты?

- Да!

- Как здесь с вами обращаются?

- Хорошо. На самом деле. Немножко работы...

- Какой работы?

- О Боже, шьем немножко, но ведь нужно, ты знаешь. Дни длинне, все не кончаются. Но мне повезло. У меня есть ты, есть Лоренцо. Ты видел, он причесывается на пробор. Когда ко мне приходит... «Садись»,- я ему говорю. «После вас, бабушка, прошу вас!»

- Вот он!

- Как вы поживаете, бабушка?

- Ты ведь можешь ее называть на «ты»?

- Оставь, он еще не привык. Садись туда. Еще какие вы братья! Достаточно  хорошенько посмотреть вам в глаза! Вы одинаковые. Хотя твои немного уставшие. Ты питаешься?

- Да, как лев!

- Не верю я.

- А ты, наоборот, всегда был утонченный. Тебе восемнадцать лет исполнилось?

- Да! 18 лет.

- Бабушка, что такое, а?

- Это ваша мама вас послала, чтобы вы у меня здесь были оба, вместе!

- Послушай, бабушка, я скоро снова зайду, вот увидишь! Еще не знаю, когда, но... Сегодня я попросил, чтобы меня перевели в другое место. Мы снимем квартиру...

- Нет!

- Попросторнее, чем то, которое было на Складской улице! Вот увидишь!

- Нет-нет, я свой роль в комедии уже отыграла. Нет-нет!

- Время посещений окончилось! Время посещений окончилось!

- Я должна идти.

- Бабушка, на Пасху будем все втроем, вместе! Пойдем пообедаем в траттории, а?

- Да, но... захочет ли этого синьор Салокки?

- Конечно, захочет, если вы не против!

- Не обращайся ко мне на «вы», а то мне кажется, будто я проезжая.

- Извините!

.......................

- Добрый день!

- А, смотрите, кто пришел! Добрый сторожевой пес! Давай, проходи! Извини меня, доргой. Садись, садись! Выпьешь граппы, коньяку?

- Нет, спасибо.

- Я должен бы предложить их тебе, хотя у нас и нет. Мы не пьем, гостей принимаем редко. Ну, расскажи мне что-нибудь о себе. Что хорошего ты сейчас поделываешь?

- Работаю. То библиотечные поиски, то учеба, так вот.

- Ничего конкретного, как мне кажется?

- Нет.

- А разве ты не работал в типографии?

- А, я ее давно уже оставил.

- У тебя был и киоск с прохладительными напитками, как мне кажется?

- Да, одно лето. Это интересная работа, но продолжается недолго.

- Лучге всего то, что недолго продолжается, а?

- Угу. Я здесь, потому что вы меня пригласили. И чтобы поговорить о Лоренцо.

- Хочешь сигарету? Сигаретой я могу тебя угостить.

- Спасибо, у меня есть свои.

- Видишь, до чего мы дошли?

- Совсем неплохо, по-моему.

- Может, для тебя. Но  Лоренцо привык совсем к другому, и должен от этого чувствовать унижение. А что касается твоего поведения, так это совсем не зеркало достоинств, - что, впрочем, меня не касается, - так вот, надо, чтобы ты знал, что происходит.

- Так вот для этого я здесь!

- Ты знаешь, и вся твоя семья знает, как я взял его к себе и как вырастил. Я не буду сейчас распространяться о пренебрежении, которое выказывала твоя семья, в отношении жизни Лоренцо и тех усилий, которые я сделал, - а их было много, много! И часто выше моих возможностей. Я не собираюсь все пересматривать, потому что если бы вернулся назад, то повторил бы снова все то, что сделал. Но сейчас я уже ничего не могу сделать, я стар, живу на последние сбережения. Лоренцо!

- А? Да, я слушаю.

- Будь любезен, подойди сюда. То, что я говорю, касается тебя. У себя лишаю куска хлеба, чтобы отправить его в школу, а он в итоге петушится перед первой попавшейся потаскушкой! Если вечером иду его искать, то попадаю наверняка или в бильярдную, или на пинг-понг. С людьми, которых ты можешь сам представить! С грубыми, неотесанными людьми. Но сейчас я решил, - и тебе тоже говорю об этом: или Лоренцо наведет порядок в своей голове - или я отошлю его к отцу, отошлю его работать! Тогда он поймет, что это значит, будет сам выкручиваться! Будет забастовщиком, бродягой, - это его дела, будет делать как ты , если захочет! Потому что мне кажется, что не очень-то большое желание работать - это что-то племенное, - по крайней мере из того, по чему могу судить. НЕ так разве?

- Вот именно. Но не судите по мне.

- Ты в это время уже мог бы иметь почетное место, а не продавать летом битый лед!

- Конечно, я знаю. Но по мне не судите, никогда!

- Ну ты посмотри! Посмотри на него: я говорю, говорю, а он даже меня не слушает! И прав, потому что знает, что я никогда не сделаю того, что говорю. Послать его к отцу, да можно ли себе это представить?!

- Или ко мне! Лоренцо может перейти ко мне, когда хочет, хоть сейчас! До свидания!

......................

- Ну что, бабушка, хочешь еще пирожных?

- Нет. Слава Богу, мы поели по-княжески. Который час?

- Два сорок. Немножко вина?

- Нет-нет! Потом, когда мы возвращаемся, монахиня нас останавливает, одну за другой, и допрашивает каждую! Якобы оттого, что хочет узнать, как мы провели праздник, но в действительности-то чтобы по дыханию почувствовать, не выпивали ли мы.

- И что она сделает, заберет у вас ночной горшок? Извините, я не...

- А ты что думаешь? Когда он у меня под кроватью, я им не пользуюсь. А когда знаю, что нет, то могу и три-четыре раза встать, а надо идти аж в конец коридора, а там собачий холод! Который час?

- Бабушка, вы это спрашивали минуту назад, и я вам ответил. Сейчас два сорок три.

- Когда будет ровно четыре, надо будет двигаться. Мне надо будет сначала пойти надеть «униформу». Если кто-то из нас опаздывает, то потом никому не позволяют выходить, на три недели подряд. Мы прямо как солдаты!

- Зато вы в войне не участвуете!

- Кстати, вроде бы есть кто-то, кто тайно записывается добровольцем, чтобы отправиться в Африку, потому что там будет война. Сын одной из женщин из приюта уже подписал, и невеста с плачем пришла к матери, чтобы та его убедила вычеркнуть себя из списков.

- Бабушка!

- Да!

- Посмотрите, что там написано на стене.

- Что такое?

- А вы не видите отсюда, что там написано?

- Нет , бабушка не умеет читать.

- Тут написано: Это война, которая нам нравится больше.

- И что это значит?

- Значит, что нам нравится работать на полях.

- Но ведь это понятно! И надо было это на стенах писать? Ты в «Балио»?

- Нет, бабушка, я в авангардистах, - тех, что с белым цветком. Ты их видела когда-нибудь?

- Да-да, видела. Конечно, с твоим бедным дедом удар бы случился, если б он увидел тебя так одетым! Он не любил этих сегодняшних. Однако сам мухи никогда не обидел. Он был способен ходить кругами по аллеям, чтобы не снимать шляпы, когда проезжал какой-нибудь кортеж. Я видела, что он не возвращался, беспокоилась, не знала, где его искать. ты помнишь это?

- Конечно, конечно!

- А ты?

- Нет! Ничего не помню.

- А ведь он иногда приходил тебя проведать на Красную Виллу. Но был еще совсем маленький. Он умер в 1925 году, первого мая. Незадолго до смерти сказал: Если умру первого мая и если есть рай, то я наверняка туда попаду.

- Почему? Причем здесь было первое мая?

- Тогда первое мая было праздничным днем, да к тому же мы и поженились в этот день. Который час?

- Есть еще время, сейчас десять минут четвертого.

- Подожди, есть еще пару минут.

- Да, бабушка.

- Это самая трудная минута.

- Я знаю, и это моя вина.

- Да нет, я преувеличиваю, надо вот только пройти через входную дверь... Ты не должен его бросать, он твой брат. У него, кроме тебя, никого нет. Такие дни, как сегодняшний, еще повторятся (будут). Бабушка, да что ты делаешь?

- Ты сегодня поистратился, и если еще на дорогу надо...

- Нет, нет!

- Да успокойся, мне ведь все равно не нужно! У меня еще есть те 50 лир, которые ты мне подарил на Рождество.

- Пусть будут у тебя, мне не...

- Да, да, если ты их не возьмешь, я буду беспокоиться.

- Не нужны они мне, бабушка...

- Тогда покажи мне, что у тебя в карманах. Если у тебя достаточно денег, то я не буду настаивать. Лучше попрощаться здесь. Я всегда думаю, что это может быть в последний раз.

......................

- Понадобилось два года в санатории, у озера между горами. В тот период ты мне часто писал,  и твои письма были такие же, как ты сам, который их писал: застенчивые, робкие, будто боялись раскрыть что-то. Твой покровитель спустился еще на одну ступеньку в сторону полной нетерпимости, и ты должен был прервать свою учебу. Ты начинал открывать себя самого столкнувшись с трудностями, в чуждом мире, в который ты должен был все равно войти, для которого твои привычки, манеры, сами твои мысли были неприспособлены - или даже отрицательны. После возвращения я не стал тебя сразу искать. Для меня тоже начиналась трудная борьба за выживание, в то время как над Европой сгущались тучи войны.

- Сообщения из Испании. Генеральный штаб «Фаланги» сообщает: вчера, 6 ноября, пал последний центр сопротивления на севере от Мадрида . Итальянские войска под командованием генерала Гамбара, идя на соединение с войсками генерала Моралеса, вошли в Тор-де-Силья. После двух недель боев национальный флаг реет над почти всей территорие        й страны. Войска милиции бегут. Первая коммунистическая армия под командованием Лихтера понесла огромные потери во время последнего сражения. Генерал Франко готовится к проведению решительного наступления на последний большевистский оплот - университетский город Мадрид.

- О, привет!

- Привет!

- Когда ты приехал?

- Позволь, я тебе представлю Розальче (?).

- Очень приятно. Сандрина, подойди! Синьорина Дзатти - мой брат.

- Очень приятно.

- Добрый вечер!

- Мой друг.

- Добрый вечер!

- Я могу вас чем-нибудь угостить (предложить вам что-нибудь выпить)?

- Нет, спасибо, мы идем в кино.

- Почему ты меня не предупредил?

- Какие новости?

- А у тебя?

- Значит, вы Сандрина? Лоренцо часто писал мне о вас.

- Вот как?

- Да!

- А квартира?

- Пока что я устроюсь в его бюро.

- Если бы ты мне сообщил, мог бы прийти ко мне.

- Нет-нет, речь идет всего о нескольких днях. Я рассчитываю поехать в Рим.

- Поедешь в Рим?

- Да!

- Когда?

- Об этом поговорим завтра.

- Если вы не против, мы могли бы где-нибудь присесть.

- Да нет, причем тут это? Вы ведь шли в кино, так идите, - иначе что это будет за воскресенье? Не правда ли, Сандрина?

- Ваш приезд важнее!

- Да ради Бога! Идите в кино, развлекайтесь. А завтра утром позвони мне в его бюро, номер найдешь в справочнике.

- В котором часу?

- Ну, одним словом, чтоб я не вскакивал из постели...

- В десять?

- В десять. Хорошо. А твоя работа как продвигается?

- Место, которое у меня было, давалось на испытательный срок. Я хочу с тобой об этом поговорить.

- Да, да, я понял, конечно, конечно. Сейчас ведь будем видеться! До свидания!

- До свидания!

- До свидания!

- Пока! Пока! До завтра!

- Так я узнал, что ты влюбился. Она была шестнадатилетней девушкой, открытой и простой, и рядом с ней ты провел свои самые счастливые дни - и самые последние. Ты был безработным, и опыт ежедневных отношений с чуждым миром, и ежедневные жертвы, на которые вынуждены идти бедные люди, уже подточили твои силы. Необходимость найти работу заставила тебя постучаться в сотню дверей. За рядовое место у тебя требовали рекомендации, которые ты не мог предоставить, а если ты хотел стать посыльным, то тебе каждый раз кого-нибудь предпочитали, потому что у того был велосипед. Ты сдал экзамен, чтобы получить работу на несколько недель по случаю переписи населения. За месяц ты заработал тридцать лир.

- Привет! Ты почему это здесь?

- Я пришел, чтобы с тобой поговорить.

- У меня сейчас нет времени, Лоренцо. Ну ладно, идем, пошли. Проходи. Ну, ты снова без работы? И что тебе советует папа, чтобы выйти из этой ситуации?

- Почему ты на него злишься?

- Да кто на него злится? Я просто хочу знать, стараюсь понять!

- Они были правы, что меня уволили.

- А причина?

- Плохая отдача. У меня нет никакой практики, я не умею печатать на машинке, не умею написать коммерческое письмо. Да и оставить лицей на половине - это мне, конечно, не помогло.

- Да, но оставь это. К чему ты стремишься? Чего ты хочешь?

- Надо бы, чтобы...

- Чтобы что? Чтобы пришли тебя просить - не знаю, за то, что ты элегантен, что ты выглядишь красиво?

- Но это пальто уже три года как перешито на левую сторону!

- Да при чем тут это! Лоренцо, Красной Виллы больш нет! Ты что, все еще надеешься найти готовый обед на блюдечке? Посмотри на меня! Меня уже за мертвеца считали - а я вот здесь, и еще живее, чем раньше. Но потому что я хочу быть живым!

- Но в моем случае речь не идет о здоровье!

- Хочешь, я скажу тебе откровенно? Ты знаешь, иногда ты мне кажешься лицемером! И прежде всего по отношению к самому себе!

- Мне надо научиться, но времени нет.

- И что я могу тебе сказать? Не знаю, не знаю. Конечно, ты должен проснуться, - тебе ведь уже двадцать лет! Одним словом, ты должен выкручиваться сам. Займись чем-нибудь, Лоренцо, делай что-нибудь, делай что-нибудь! Приходишь ко мне - и на что ты  надеешься? Как я могу тебе помочь? Ты сам видишь, что я все должен начать сначала. И совсем непросто, ты знаешь, и мне непросто!

В ту зиму умерла бабушка, и ее последние слова были : Сейчас дети остаются одни! Что они будут делать? В минуту ясности ума она нас узнала, соединила наши руки в своих, а потом ушла во власть смерти, будто на отдых, которого так давно желала...

.................

- Пересчитайте! Пожалуйста, подпишите! И пусть синьор тоже подпишет!

- А ты мне будешь писать из Рима?

- Да, да!

- Я говорю, чтобы остаться в контакте.

- Конечно, это понятно.

- И бабушка так хотела.

- Лоренцо, да не принимай ты все буквально! Бабушке я не мог сказать, что ты уже не ребенок. А тебе я могу это сказать: ты уже не ребенок! И ты не более одинок, чем я!

- Я говорил только чтобы выполнить желание бабушки. В последние годы, мне кажется,...

- Да, говори, говори: она не была счастлива! И по моей вине, а?

- Поговорим о чем-нибудь другом.

- Почему? Есть разве еще что-то, о чем мы можем говорить?

- Кроме всего прочего, мы же братья.

- Да, да, конечно, мы братья. Мы братья! Лоренцо, мне кажется, что я тебя люблю. Но любить тебя просто за то, что ты мой брат, - на это мне наплевать! Ты понял? Братьями становятся случайно. Важно иметь одинаковые вкусы, одинаковые идеи, быть друзьями! У тебя есть друзья - школьные, по биллиарду?

- Я с ними больше не встречаюсь. Я уже не принадлежу к их миру, мне стыдно, когда я их встречаю. Каждый должен уметь находиться на своем месте.

- А где твое место? Ты свое место никогда не найдешь! Смотри! Если я возьму сейчас эту тележку, и его переверну, - так это значит, что я хочу этого! Мне хочется это сделать - и я это делаю! Не стою и не спрашиваю у себя самого, можно это делать или нет! Делаю  - и все! Да что ты его поднимаешь? Что ты его сейчас поднимаешь? Понимаешь ли ты, что мне все равно, что у меня есть такой брат-истукан, как ты? Я не хочу напоминать себе каждый раз, что этот брат хорошо воспитан! Можешь ли ты это понять?

Ты тогда нашел новую работу: был посыльным в каком-то государственном предприятии. Чтобы тебя туда устроить, понадобились бесконечные рекомендации. Ты жил в чем-то вроде морального заключения, из которого пытался убежать, день за днем подтачивая стену условностей и неприятий, которой прошлое тебя окружило. Сейчас я знаю, что ты был безобиден, что ты был избран чистой (невинной) жертвой в этом мире, где даже ягненок вынужден отчаянно защищать свою невинность. Ты влюбился в другую девушку и женился на ней. Настоящая любовь - это любовь бедных. Любить кого-то и поддерживать друг друга и защищать, - это кровь, которая добавляется к твоей крови, даже круговая порука     ... Но любовь бедных самая хрупкая. Или Мозаика душ либо полностью сооответствует друг другу - либо все разбивается на части и исчезает, и любовь тогда становится несчастьем и отчаянием. Бедный человек может совершить все преступления, на которые толкает его бедность, - но ему не позволено ошибиться в выборе спутницы жизни. А ты совершил эту ошибку. Некоторое время спустя я окончательно уехал из Флоренции. Прошли годы войны. После освобождения Флоренции в одном твоем письме было сказано, что ты заболел какой-то загадочной болезнью, не поддававшейся никакому лечению. Как только оказалось возможно, ты приехал в Рим, и мы вместе провели Рождество, до того, как ты лег в больницу.

- Лоренцо, я оставлю тебя здесь.

- Почему? Ты меня разве не проведешь внутрь?

- Во-первых, мне не разрешат войти, - а во-вторых, не будем придавать этому большого значения! Я подожду, пока ты войдешь. А завтра мы увидимся.

- Ладно, до завтра!

- Ну, давай! Пока!

  Ты был бедняком, на котором можно было учиться, - ты был интересным клиническим случаем. И врачи набросились на тебя, как мухи на мед (букв.: на сахар), как боксер в последнем раунде, - а для тебя это был последний раунд. Они делали попытки, стараясь одолеть загадочную хворь всеми хитростями своей профессии - особенными операциями, переливаниями, - используя твое тело как белую страницу, на которой можно было разложить на составляющие и разрешить какую-то задачу. Страница, на которой очень много примечаний и исправлений, кажется изрезанным телом. Но на этот раз тело было человеческим телом, раны были настоящими, и кровь была красной, горячей. Когда ты ложился в больницу, ты был сильнее меня , а сейчас оказался прикованным к кровати. Ты был бледен, слаб физически, но терпелив и доверчив. Первым делом на твоей чистой странице врачи записали: сульфомиды в сильных дозах, и ты уже перепробовал их бесконечное количество раз, безрезультатно.

- Посещения ! Посещения!

- Привет!

- Привет!

- Как ты себя чувствуешь?

- Плохо!

- Почему плохо?

- Вчера вечером мне сделали укол, и мне до сих пор плохо.

- Послушай, у тебя жар!

- Не знаю, мне нехорошо.

- Я позову врача.

- Нет-нет, нет! Это не так важно, уверяю тебя. Садись. Тебе больно?

- Нет!

- А сейчас больно?

- Нет! Сожми, сожми!

- А сейчас?

- Нет, сожми, не бойся!

- Да разве ты не понимаешь, что у меня больше нет сил, и значит, что это конец?! Я не хочу умирать, не хочу, не хочу, понимаешь?

- Нет! Ты сделал мне больно, и еще как! Я это сказал, чтоб покрасоваться.

- Почему ты врешь?

- Смотри! Ты доволен?

- Извини меня! Поцелуй меня! Знаешь, у меня ведь есть только ты. Будь всегда со мной рядом. Ты меня никогда не оставишь? Поцелуй меня еще. Видишь, у всех кто-то есть: родственники, друзья, которые, может, приходят сюда ради условностей, - но знал бы ты, какая это радость! Я днем и ночью живу в ожидании того часа, когда ты придешь. Ты знаешь, сегодня ночью я думал о маме, и понял, как мне ее не хватало. Понял, почему я всегда чувствовал себя таким одиноким. Ты ведь ее помнишь? У нее были черные волосы, правда? Она была похожа на меня, а?

- Да. Говорят.

- Расскажи мне о ней.

- Бабушка говорила, что она была немного нервная.

- Бедняжка! Наверное, это было из-за болезни.

- Какой болезни?

- Эпилепсии.

- Я в первый раз это слышу!

- И что в этом плохого? Почему ты хочешь скрыть это от меня?

- Нет, в этом нет ничего плохого, - только это неправда!

- Так ведь мне это и бабушка подтвердила!

- Нет, бабушка не могла сказать тебе такое!

- Да ( сказала)!

- А ты и бабушке сказал «эпилепсия»?

- Да, конечно!

- Значит, бабушка тебя не поняла. Если бы ты ей сказал «падучая», то она бы тебе ответила, что нет.

- Энрико!

- Да!

- Правда, что мама умерла сумасшедшей?

- Нет, нет, ты носишь с собой эту мысль еще с тех пор, как был мальчишкой, - но это неправда!

- Никогда, никогда не была сумасшедшей?

- Нет, тебе это вбили в голову! Не знаю почему.

- Нет, никто мне точно об этом не говорил, но, может быть , слово за словом, до тех пор, когда я сам себе это представил. Теперь ты понимаешь, почему я хочу понять, какой она была в жизни, - потому что тот образ ее, который у меня сложился - это образ сумасшедшей. Всю эту ночь я просил у нее прощения!

- Ну, не мучай себя!

- Рассказывай!

- Что?

- Ты ведь писатель? Опиши мне ее, расскажи так, чтобы я мог представить ее живой.

- Я так мало ее помню! Мама умерла вечером. А на следующий день после обеда, когда мы с бабушкой остались с ней наедине, а вокруг кровати было столько гирлянд, - мне казалось, будто я вижу ее в первый раз. Это самое живое воспоминание, которое у меня о ней осталось. На ней был черный костюм, букет цветов закрывал половину юбки. Она была в белой вышитой рубашке, застегнутой у шеи голубой брошью. Казалось, что она спит, но сон ее был беспокоен; она была бледна, бескровна. Потом на ее лоб села муха, взлетела, облетела ее лицо и снова села. Тогда я пробрался через все гирлянды, добрался до изголовья, помахал рукой и ее лица, и муха улетела.

- Ты будешь отгонять мух и от моего лица?

- Ты просил у меня апельсинового варенья, а я не смог его найти. Я обошел весь город, магазин за магазином, кругом выслушивал отрицательные ответы, видел улыбки и иронию. Продавцы с таким видом качали головой, как будто я просил чего-то бессмысленного - кусок планеты Марс! Наверное, в те дни я ненавидел немцев сильнее, чем когда-либо, и чувствовал ужас войны. Отчаяние и эгоизм по отношению к брату отключили в те часы мой разум: я был слепым, взбунтовавшимся человеком, который просил банку апельсинового варенья с настойчивостью уличного разбойника (с большой дороги), голосом бездомного - и безрезультатно, безрезультатно!

- Лоренцо, я не нашел апельсинового варенья, я принес тебе вот это...

- Если бы мне захотелось немного травы, то уже ни травинки не вырастет на лугах...

- Оно вкусное!

- Скажи, что ты виноват!

- Оно хорошее, хорошее!

- Нет, я не хочу, убери его! Апельсиновое варенье так много всего мне напоминает. Видно, все это уже мертво и похоронено. Я снова написал, почему жена мне не отвечает?

- Она переехала на другую квартиру, вот увидишь! Наверняка еще не получила твоих писем. Она еще тебе ответит.

- В самые тяжелые минуты есть какой-то голос, который пытается убедить меня, чтобы я не сопротивлялся. Это очень приятно ощущение, от которого проходит боль. Я как будто засыпаю. Но я делаю отчаянные усилия, чтобы победить внутри самого себя, потому что боюсь больше не проснуться. Бывает, что сон меня склоняет к предательству, -  а потом, когда я просыпаюсь, то как будто возвращаюсь к жизни из смерти. Я хочу выздороветь, хочу выздороветь, чего бы это ни стоило!

- Конечно, выздоровеешь! Конечно!

- Синьоры, поторапливайтесь! Уже поздно! Время посещения окончено! Идемте, здесь больше нельзя находиться!

- Увидимся завтра! А вон тот спрятался за ширму. Пока он здесь, мы тоже еще можем остаться. А этот вроде умирает! (???)

- Подлец! Подлец! Я еще живее вас!

- У него приступ! А что я сказала? Я ничего не сказала!

- Я не хочу умирать! Я живой! Я хочу выздороветь! Вон! Вон отсюда!

- Врача! Врача!

- Позовите врача!

- Дежурный врач, быстрее!

- Ты живой, живой! Держите его здесь!

- Вон ! Вон отсюда! Пусти меня! Пусти!

- Успокойся! Успокойся!

- Быстрее! Дайте сюда!

- Что вы с ним сделали?

- Неважно! Это не имеет значения!

- Что это? Почему он перевязан? Что случилось?

- Мы не знаем!

- Что?

- Не знаю.

- Не это важно, не это!

- Как это вы не знаете? Что произошло? Что произошло?

- Загноившийся укол. Не первый раз, такое случается.

- Загноившийся укол? И с каких пор, чтобы довести до такого состояния?

- Недавно, недавно, ведь это он сам...

- Ну, а теперь будь молодцом, иди играй.

- Послушайте, вы куда? Остановитесь! вернитесь назад, вернитесь!

- Что такое? Разве не надо стучать перед тем, как войти?

- Я не хочу, чтобы мой брат умер по вашей вине!

- Что вы говорите?

- Вы за месяц превратили его в скелет! Ему уже нечем дышать! Он человек, пусть и бедный! Это не собака!

- Моратти! Моратти!

- Что вы с ним сделали, невежды, мясники!

- Я не знаю, о чем вы говорите! Уходите сейчас же! Моратти!

- Что? Что вы сказали? Вы не знаете, о чем я говорю?

- Успокойся! Успокойся!

- Пусти меня! пусти меня! Пусти!

- ты что, с ума сошел?

- Я не сошел с ума, но если мой брат здесь умрет, клянусь, что кто-то из вас... пусти меня!

- Пусти его!

- Доктор!

- Оставь его!

- Может быть, ты и прав, но я-то что могу тут сделать? Загноившийся укол - это несчастный случай, они часто бывают. Ничего бы не было страшного, если бы организм не был полностью разрушен.

- Но кто его разрушил?

- Болезнь! Болезнь его разрушила, кто же еще? Мы все перепробовали, а сейчас приостановили всякое лечение, чтобы попробовать на цитоплазме (???). Но надежд мало, мало.

- Нет, не мало, не мало! Не мало! Не мало!

- Держи! Давай, пей! И успокойся! Неправда: здесь все одинаковые, и бедные, и богатые. И осмотры везде одинаковые: и в общих палатах, и в платных. А мы делаем все возможное. Только у нас мало средств (технических) и еще меньше денег.

- Ну так почему я не могу поговорить с профессором?

- Ну конечно! О случае с твоим братом шла речь и с профессором.

....................

- Я заставил, чтобы тебя перевели сюда. Тебе будет лучше, будешь один здесь. Я смогу спать с тобой, - видишь, здесь есть кровать.

- Одноногий!

- Да!

- Когда его положили в отдельную комнату, номер семь, он умер.

- Нет, нет, перестань, Лоренцо, что за разговоры. Ты теперь не в больнице, ты в клинике, я сюда тебя перевез.

- В клинике?

- Да, в частной клинике, где тебя будут лечить хорошо.

- Это же так много стоит!

- Нет-нет!

- Я хочу вернуться домой! Потому что здесь я только страдаю и все, Энрико. Прошу тебя, отвези меня во Флоренцию, там будут лучше меня лечить. И я буду рядом с женой. Увижу мою дочку. Ты где? Придвинься поближе, я тебя не слышу.

- Я здесь!

- Ты веришь в Бога?

- Да.

- Неправда. Зачем ты говоришь да, если не веришь? Ты тоже хочешь подготовить меня к смерти, как тот священник, который придет меня причащать?

- Нет! нет! Я хочу поддержать тебя против смерти. Если в тот момент, когда уже нельзя ни на что надеяться, можно обойтись без Бога, то тогда можно сказать, что в него не веришь.

- Но если нельзя больше верить в человека, и невозможно в Бога...

- Надо верить в самого себя. Надо узнавать себя в том, что оставляешь.

- Это коммунизм?

- И это тоже.

- Который сейчас час?

- Рассвет.

- Во Флоренции, наверное, погасили фонари на набережной Арно. Бог - это свет?

- Да.

- Расскажи мне об Иисусе Христе, если можешь. Говори, потому что днем я боюсь уснуть.

- Иисус Христос был человеком, и был сыном Божиим. Он сказал: блаженны люди, потому что унаследуют землю.

- Это была статуя, но не помню, в каком месте . На Пасхальной неделе, в часовне Милости Божией...

- Бог и Иисус?

- Нет, статуя была одна. Часовня была полна людей. Это было в Чистый четверг. Я обходил захоронения в семи разных церквях. Я хочу вернуться во Флоренцию. Здесь темно, включи свет.

- Отдохни.

- Темно, придвинься поближе, я хочу хорошо тебя видеть.

- Лоренцо, Лоренцо!

- Потом отдохнешь в кровати. Будем говорить, пока не настанет день. Почему ты не дашь мне одеться? Здесь холодно, холодно, холодно. Слышишь, птицы начинают петь?

- Да.

- Сейчас мы будем спокойны, спокойны. Мама в раю, она идет мне навстречу. Вчера вечером был такой густой туман на холмах возле города... Как была одета мама?

- В черный костюм.

- А, костюм... Черный костюм...

- И юбка была очень длинная...

.....................

- Прошло еще несколько дней. Ты просил все о том же: вернуться во Флоренцию, вернуться во Флоренцию. Потом почти на удивление к тебе вернулись силы, и это был порыв, который предшествует агонии. Тогда я согласился, чтобы тебе перевезли. И сегодня признаюсь самому себе, что позволил тебя увезти и не сопровождал тебя, чтобы не присутствовать при твоей смерти. Я хочу помнить тебя живым.

- Ты знаешь, я чувствую себя хорошо, я полон сил. И еще мысль о том, что я смогу увидеть девочку и жену... Тебе много пришлось заплатить за скорую помощь?

- Нет, нет, она мне ничего не стоила! У меня есть в Красном Кресте одна старая знакомая, это она все взяла на себя. Не беспокойся!

- Жалко, что ты не можешь поехать со мной!

- Я тебя догоню завтра на поезде. Как только приеду, сразу зайду к тебе. Лоренцо, ты уверен? Ты не раскаиваешься (что едешь)?

- Какая зелень!

- Я хочу вспоминать тебя живым. И сейчас я говорю себе, что для самых невинных и самых падших душ смерть - это некое подобие жизни, это завершение некоего знакомства; и для душ, которые уже не невинны и еще не грешны, для тех, которые не познали еще вкуса лишения, не испытали ощущения обиды, поскольку царствие небесное будет принадлежать нищим духом, как сказал Христос, - и если это так, то твоя душа сияет в самой высокой бесконечности...

 

                             К О Н Е Ц

 

                 «СЕМЕЙНАЯ  ХРОНИКА» (1962)

В создании фильма принимали участие:

    Марчелло Мастроянни

    Жак Перрен

    Марио Миссироли

    Гоффредо Петрасси

    Гоффредо Ломбардо

    Валерио Дзурлини

    Сильви

    Сальво Рандоне и другие.

Производство студии «Титанус- Метро С.п.а.»