ИВАН КЛУЛАС

ЛОРЕНЦО ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ

М.: Молодая гвардия, 2007. – 260 [12] с .: илл. (Жизнь замечательных людей)

Перевод осуществлен по изданию: Ivan Cloulas. Laurent le Magnifique. Paris: Fayard, 1997

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 

КОРНИ БОГАТСТВА

 

Глава 4

ЗОЛОТО, ЛАДАН И СМИРНА

 

Княжеская резиденция: дворец на Виа Ларга

 

Правитель Флоренции никак не мог обойтись без дворца. Козимо задумал построить его. как только возглавил банк Медичи. Гениальный зодчий флорентийского собора Филип­пе Брунеллески предложил ему настолько грандиозный, тре­бовавший больших затрат проект, что Козимо отклонил его.

48

 

Друг Медичи Донателло порекомендовал ему своего ученика Микелоццо Микелоцци, уже имевшего опыт строительства домов и монастырей. Проект принял конкретные очертания. Но возведение великолепного дворца рядом с Сан-Лоренцо, на Виа Ларга, самой широкой улице Флоренции, потребова­ло некоторых злоупотреблений, за которые в 1433 гаду и был изгнан Козимо вместе со своим архитектором. Как мы виде­ли, и в Венеции для Микелоццо хватало работы.

После триумфального возвращения Медичи стройка на­конец началась. Флорентийцы наблюдали, как поднимались суровые рустованные стены. Большие камни кладки были едва отесаны, а точнее, отесаны так умело, что казались только что доставленными из карьера. Желаемый эффект был достигнут полностью: прохожий испытывал чувство страха, как у стен крепости. Тяжелые ворота и редкие заре­шеченные окна выглядели негостеприимно. Впрочем, пер­воначально две аркады на углу Виа Ларга и переулка Гори открывались в традиционную флорентийскую «лоджию» — своего рода общую залу, где собирались на городские и се­мейные праздники. На этом же углу висит великолепный кованый чугунный фонарь работы Никколо Капарры, слу­живший и для освещения дома, и для освещения улицы. Выше над обеими улицами возносится гигантский шит с гербом Медичи (при Козимо на нем стало не восемь шаров, как было раньше, а семь). Герб украшает второй этаж с чет­ким ритмом аркад над оконными проемами, разделенных тонкими колонками. Над каждым окном личный герб Кози­мо: между семью шарами Медичи три павлиньих пера. Столь же строен и грандиозен третий этаж, он венчается ве­личественным карнизом.

Для того, кто прошел через монументальные ворота, дво­рец становится приветливым и грациозным. Прежде всего видишь квадратный дворик с аркадами, украшенными над­писями и медальонами в античном стиле. Саркофаги и ста­туи во дворике — великолепный музей под открытым небом. Здесь можно полюбоваться бронзовым Давидом работы До­нателло.

 

Символика поклонения волхвов

 

В 1439 гаду, когда дворец Медичи был еще не достроен, синьория Флоренции согласилась принять Вселенский со­бор, который должен был, покончив с многовековым раско­лом, примирить и соединить Греко-православную церковь с

49

 

Римско-католической. Козимо Медичи принял как личных гостей императора Восточной Римской империи Иоанна VIII Палеолога и патриарха Константинопольского Иосифа. С большой свитой архиереев и богословов они прибыли на встречу с папой Евгением IV, которого тоже сопровождало много кардиналов, епископов и аббатов. 6 июля 1439 года даже флорентийцы (а они понимали толк в этом) дивились пышной процессии во главе с императором, патриархом и папой. Нескончаемая кавалькада, направлявшаяся к собору, напомнила им мистическое шествие трех волхвов, отправив­шихся в Вифлеем поклониться Младенцу Иисусу и принес­ти Ему золото, ладан и смирну.

Честь, возданная Флоренции, стала и достоянием Кози­мо с его семейством. Медичи задумали сохранить память о ней в особой мемориальной капелле в своем новом дворце. Художник Беноццо Гоццоли получил заказ изобразить на алтарном образе шествие волхвов. Для флорентийцев в теме поклонения волхвов не было ничего необычного. Каждый год на этот праздник, по крайней мере начиная с 1446 года, по улицам Флоренции проходил кортеж в восточных наря­дах. Затем начиналось «священное представление» поклоне­ния, устройством которого занималось Братство Трех Волх­вов — благочестивое общество, собиравшееся в ризнице монастыря Сан-Марко. Козимо Медичи был главой этого братства. После него эту должность занимали его сын Пье­ро и внук Лоренцо Великолепный. В келье Козимо в Сан-Марко находилась фреска Фра Анджелико «Поклонение волхвов», изображавшая шествие восточных звездочетов. Лоренцо украсил свою спальню на первом этаже дворца Ме­дичи круглой картиной того же художника на этот сюжет. На большой фреске Гоццоли в дворцовой капелле главные лица шествия изображают высокочтимых гостей Собора 1439 года.

Фреска воскресила их через двадцать лет после события. Во главе шествия можно узнать патриарха Иосифа и импе­ратора Иоанна VIII. Но вместо папы, который, по логике, должен был бы ехать на месте третьего волхва, изображен изящный четырнадцатилетний подросток. Эта замена, ко­нечно, стала неизбежной после ссоры Козимо с Евгением IV в 1443 году и возносила дом Медичи на немыслимую высо­ту. Юный белокурый всадник в центре фрески, прекрасный и изящный, как архангел Михаил, в золотой парчовой одеж­де — не кто иной, как наследник великого купца, его лю­бимый внук Лоренцо, позднее прозванный Великолепным. Его присутствие рядом с императором  и  патриархом —

50

 

анахронизм: ведь он родился в 1449 году, десять лет спустя после Собора.

Но изображение Лоренцо напоминает о другом славном часе Медичи: грандиозном празднике 1459 года, устроенном во Флоренции по случаю встречи папы Пия II. В рассказах об этом приеме Лоренцо представлен гарцующим в том же наряде, что и на фреске. Его брат Джулиано, который был младше на четыре года, тоже выезжал навстречу папе. Он изображен совсем юным всадником в голубой одежде из свиты волхва-патриарха. На крупе его лошади охотничья рысь, сам он смотрит на Лоренцо.

Несомненно, появление двух самых юных представите­лей семейства в центре фрески отражало изменение перво­начального замысла. Она была воспоминанием о событиях 1439 года, а стала своего рода мемориалом, посвященным родственникам и друзьям Медичи.

Кавалькада из сотен всадников растянулась по извилис­той дороге между скалами. Пейзаж по-южному живопи­сен — кипарисы, пинии, пальмы и лавры... Большая часть свиты едет за юным волхвом в золотой парче.

Многие персонажи еще окончательно не идентифициро­ваны. Некоторые толкователи видят Козимо в старике, си­дящем на муле прямо в центре картины. Рядом с ним на бе­лой лошади едет Пьеро Медичи в красном берете; на упряжи ясно видны геральдические шары и три пера Меди­чи. Голова, обмотанная платком, между Козимо и Пьеро — возможно, Джованни Медичи, младший сын Козимо. Два всадника на почетном месте справа от Козимо — Галеаццо Мария Сфорца и Сиджисмондо Малатеста. Оба герцога бы­ли гостями Козимо в 1459 году. Наследник герцога Милан­ского едет на великолепной лошади в нагруднике, украшен­ном крупными драгоценными камнями. Перед ним идет лучник в черном — намек на оборонительный союз Козимо с Франческо  Сфорцой. За ними — группа примерно из сорока человек. Одни из них носят фетровые шапочки, похожие на току Козимо. В них опознают членов старших флорентийских цехов, бан­киров и негоциантов. На других персонажах не столь наряд­ная одежда. Это, конечно, художники — приятели Козимо. Среди них художник Беноццо изобразил и себя, наблюда­тельного человека с лукавой улыбкой, а чтобы зритель не перепутал, он написал на шапочке свое имя.

Некоторые персонажи явно отмечены печатью Востока. На одном величественном бородатом старце — клобук пра­вославного митрополита, на других — разнообразные тюрба-

51

 

ны. В этих экзотических нарядах художник представил гре­ческих участников Собора 1439 года. В почетной свите, ок­ружающей отца и сына Медичи, — также и другие деловые люди, художники, деятели культуры. Но первый ряд отведен купцам: они несут Младенцу золото. Подобно этому и Ме­дичи давали его папам, будучи их официальными банкирами.

 

Медичи — банкиры пап

 

В 1429 году, когда Козимо наследовал своему отцу Джованни ли Биччи, банк Медичи в Риме процветал под руко­водством Антонио Салютати. Основанный без начального ка­питала, он использовал вклады Апостолической палаты (финансового органа папской курии), а также множества пре­латов и паломников, приезжавших в Рим. При посредничест­ве других банков Медичи он инкассировал аннаты и обяза­тельства перед курией за выдачу булл, доходы от продажи индульгенций, юбилеев и сборов на Крестовый поход. Зай­мы, выданные Риму, банк возмещал, взимая доходы с епископств, аббатств, приоратов и приходов. В каком-то смысле он вел текущее управление казначейством Святого престола.

Папы, один за другим, доверяли Медичи свои капиталы и поручали им регулировать расходы. Они даровали им ти­тул «депозитариев» Апостолической палаты. Эта функция обязывала банкиров следовать за папами, куда бы они ни отправились. Так, во время долгого пребывания Мартина V, а затем Евгения IV во Флоренции римский филиал разме­щался напротив папской резиденции на площади Санта-Мария Новелла.

Прибыли римского филиала были огромны. В 1435— 1451 годах они составляли треть обшей прибыли банка Ме­дичи: 88 SI0 флоринов из 261 292! Церковные деньги посту­пали и в отделения, открытые Медичи во время заседаний Вселенских соборов. В молодости Козимо работал в одном из таких филиалов — на Констанцском соборе 1414—1418 го­дов. Такое же отделение существовало в Базеле в 1431 — 1433 годах, пока собрание не взбунтовалось против папского авторитета. Святой престол, довольный верностью Медичи, обычно регулярно подтверждал их доходный титул. Правда, случались и опалы. Евгений IV, разгневанный тем, что Ко­зимо поддержал Франческо Сфорцу, на четыре года (1443— 1447) лишил его титула депозитария. Пий II на 1458—1464 годы сделал депозитарием своего земляка — сиенца, а Павел II несколько позже своего соотечественника — венецианца.

52

 

Европейская сеть банка Медичи

 

В Риме Медичи занимались почти исключительно бан­ковским делом. В городах они вели и торговую деятель­ность: продавали предметы роскоши, сельскохозяйственную продукцию, вроде оливкового масла и лимонов, дорогие импортные товары: пряности, северные меха, фландрские гобелены, средиземноморские квасцы, английские шерсть, олово и свинец.

Одним из самых оживленных торговых центров Европы тогда была Женева. Город имел статус епископской рези­денции под сюзеренитетом Савойи, а значит, занимал отно­сительно нейтральную позицию во франко-бургундском конфликте. Здесь четырежды в год проходили ярмарки, что позволило Женеве оттеснить на второе место такой деловой центр, как Париж.

С 1424 по 1435 год. благодаря активной деятельности уп­равляющего Джованни Бенчи, учрежденное там отделение приносило до 30 процентов прибыли на вложенный капи­тал. Заслуги Бенчи были оценены по достоинству: его вы­звали во Флоренцию и сделали генеральным управляющим всего банка Медичи. В 1446 году управляющим в Женеве стал Франческо Сассетти, близкий друг Козимо, позднее также назначенный генеральным управляющим. Но процве­танию женевского банка внезапно пришел конец: в 1463 году Людовик XI учредил четыре ярмарки в Лионе, вскоре разо­рившие женевские. В 1464 году Козимо при помощи Сассетти благоразумно перевел женевскую контору в Лион, из-за которого и небольшое авиньонское отделение, учрежденное в 1446 году, не могло успешно развиваться.

Другим крупным торговым центром Европы был нидер­ландский город Брюгге. Сюда из Италии привозили квасцы, пряности, шелк, предметы роскоши. А из Брюгге в Италию отправляли фламандские гобелены, голландские льняные тка­ни, английскую шерсть. В 1439 году Медичи открыли там банк под управлением Бернардо Портинари, а в Лондоне его филиал. Последний в 1446 году стал самостоятельным банком.

Но главным местом торговой и банковской деятельности Медичи при Козимо была Венеция. В 1431 — 1455 годах при­быль венецианского банка Медичи составляла 22 процента от прибыли всех остальных их банков, или 63 219 флоринов. Прибыль эту приносили торговля пряностями, шерстью и мехами, вексельные операции и страхование морских гру­зов. Но в 1451 — 1454 годах из-за конфликта Флоренции с республикой дожей дела пришли в упадок.

53

 

Весь этот огромный комплекс отделений и компаний Козимо контролировал не в одиночку. В 1435 году, вернувшись из изгнания, он сделал своими главными партнерами Джованни Бенчи и Антонио Салютати. Каждый вложил в ком­панию по 4 тысячи флоринов. Козимо с братом дали 24 тысячи флоринов. Таким образом, общий капитал составил 32 тысячи флоринов. В 1439 году за счет увеличения паев он достиг 44 тысяч.

В 1443 году Салютати умер, а Джованни Бенчи стал ге­неральным управляющим. Он занимал эту должность до са­мой своей смерти (в I455 году) и проявил себя как умелый делец. Бенчи открыл отделение в Базеле во время проведе­ния там Собора, что вызвало недовольство папы, но при­несло большие прибыли. Рискуя поссорить Медичи с Евге­нием IV, он финансировал походы кондотьера Франческо Сфорцы. Он же открыл банк в Брюгге, а позднее в Лондо­не. Две шерстяные и шелковая мануфактуры Медичи про­цветали.

В 1440 году сверка счетов, проведенная после смерти брата Козимо Лоренцо, показала, что капитал составляет 73 956 флоринов. Дело Медичи процветало как никогда. Они имели четыре отделения в Италии (Флоренция, Рим, Вене­ция, Пиза) и четыре за ее пределами (Брюгге, Лондон. Женева. Авиньон)*. У них были конторы и корреспонденты даже в ганзейских городах, но не было никаких представи­тельств ни в Испании, ни на Ближнем Востоке. Вместе с суммами, вложенными в мануфактуры, капитал составлял 87 994 флорина, из которых 69 307 вложили трое из рода Медичи: Пьерфранческо, сын Лоренцо, и сыновья Козимо Пьеро и Джованни. Сам Козимо номинально вышел из де­ла. Доход с 1435 по 1441 год составил 97 408 флоринов, а с 1441 по 1451 год — 163 884 флорина, итого за пятнадцать лет — 261 292, а вместе с доходами от мануфактур — 290 789 флоринов! Учреждение банка в Милане в 1452 году увенча­ло политику финансовой поддержки кондотьера Сфорцы. В 1455 году новый герцог даже подарил Медичи роскошный дворец, ставший их миланской резиденцией.

В том же году, после смерти генерального управляюще­го Джованни Бенчи, его функции взяли на себя сыновья Козимо, 34-летний Джованни и 39-летний Пьеро, но они не обладали его талантом. Козимо оставалось жить меньше десяти лет. Он теперь держался в стороне от мира банки-

* Так в тексте, что расходится с данными, приведенными выше. - Прим. пер.

54

 

ров и промышленников. Все учреждения фирмы возглавля­ли люди из партии Медичи: Мартелли. Таддеи, Берлингьери, Портинари. Контроль в государстве был обеспечен, контроль за делами тоже. Козимо же оставалось наслаж­даться искусством и предаваться философским размыш­лениям.

 

Флорентийское искусство во времена Козимо Медичи

 

Уже много десятилетий искусство Флоренции служило Богу и людям. Зодчие, ваятели, живописцы, воссоздавая классический строй Античности, фактически превзошли его, создав стиль, не имевший ничего общего с мировоззрением, изобразительным языком и формами Средних веков. Преж­де человек был унижен перед своим Творцом, теперь же воз­величивался во всех своих страстях, пороках и добродетелях. Жилища магнатов должны были представлять их земной ус­пех во всем блеске. Строительство стало общественной обя­занностью. Среди художников особое место занимали зод­чие: они едва ли не повсюду оставляли свидетельства своего величия.

Не только дворец Козимо, строительство которого про­должалось до 1444 года, стал украшением Флоренции. Брунеллески в 1435 году построил резиденцию гонфалоньера справедливости, а в 1440-м создал чертежи для Луки Питти. Само строительство Питти поручил Луке Фанелли. Джованни Ручеллаи заказал свой палаццо (1446—1451) Леону Батисте Альберта — автору знаменитого руководства по архитектуре, изданному в 1453 году. Вскоре во Флоренции были возведе­ны дворцы Антинори (1451 — 1466), Пацци (1462—1472) и Филиппо Строцци (1489—1507). Все эти здания — настоя­щие городские замки, суровые снаружи и уютные внутри, отличались величественными анфиладами покоев, галерей для торжеств, парадными комнатами, украшенными драго­ценностями. Козимо собрал огромную коллекцию произве­дений искусства: античных статуй, камей, медалей, монет, ювелирных изделий. На момент его смерти эта коллекция, не считая столового серебра, оценивалась в 28 423 флорина.

У флорентийских магнатов помимо великолепных двор­цов были и загородные виллы. Козимо Медичи владел в ок­рестностях Флоренции четырьмя виллами: Кареджи, Фьезоле, Треббио, Кафаджоло. Он обустраивал их в духе времени: так, Кареджи, купленная в 1417 году, в 1433 году была пере­строена Микелоццо. Архитектор изменил облик старинного,

55

 

массивного, кубического здания с бойницами на крыше. Он пристроил к нему гостиные, выходящие в сад, с большими аркадами и портиком. Козимо занимался строительством непрестанно. Во время своего краткого изгнания он успел кое-что построить в Венеции и Падуе, затратив на это боль­шие деньги. Во Флоренции он финансировал реконструк­цию монастырей Сан-Марко и Сан-Вердиана. церкви Сан-Лоренцо. аббатства во Фьезоле, маленьких церковок в Муджелло. капелл во францисканском новициате Санта-Кроче, в камальдолийском монастыре Санта-Мария дельи Анджели и в церкви на холме Сан-Миниато.

Козимо перестроил и дворец в Милане, который Франческо Сфорца подарил его банку. В Париже он велел отре­монтировать Итальянский коллеж, в Иерусалиме построил больницу для бедных путников. Суммы, ежегодно выделяе­мые на строительство, достигали 15—18 тысяч флоринов. Работы в Сан-Лоренцо — реконструкция основного здания церкви, клуатра и Старой ризницы — стоили 70 тысяч. За­траты на реконструкцию Фьезоланского аббатства состави­ли 80 тысяч, а на реконструкцию Сан-Марко — 40.

Козимо был дружен не только с Микелоццо Микелоцци, своим личным архитектором, но и с Брунеллески, работав­шим в Сан-Лоренцо. Сан-Марко, Санто-Спирито, Фьезоле. Благодаря Медичи Леон Батиста Альберти был возвращен из изгнания и смог употребить свои дарования на строительст­ве хоров и кафедры церкви Благовещения, в Санта-Мария Новелла, в палаццо Ручеллаи.

Вместе со всей Флоренцией Козимо с интересом наблю­дал за работой Лоренцо Гиберти — созданные им двери баптистерия Сан-Джованни — настоящий шедевр. Третья, самая красивая, дверь была при общем восторге навешена 16 июня 1452 года. Благодаря великому Донателло в городе появилось множество статуй — на колокольне собора, на стенах Ор Сан-Микеле, в частных дворцах. Дружеские от­ношения между Козимо Медичи и скульптором оставили в памяти людей много анекдотов, записанных Веспасиано да Бистиччи. а позднее воспроизведенных Джорджо Вазари. Именно благодаря ходатайствам Медичи Донателло полу­чил заказы в Неаполе, Прато, Сан-Лоренцо и в самой Фло­ренции.

Козимо подарил своему другу, из-за своей необыкновен­ной щедрости никогда не имевшему денег, маленькое поме­стье за городскими стенами. Ссоры с арендатором утомили художника, и после смерти Козимо он попросил Пьеро Ме­дичи забрать землю назад в обмен на ежегодную ренту. Ког-

56

 

да скульптор умер, Пьеро велел похоронить его рядом с Ко­зимо, чтобы сохранить воспоминание об их дружбе.

Образ флорентийского мира — это гармония скульптуры и архитектуры и цвета. Лука делла Роббиа прославился тем, что создал бронзовые двери ризницы собора и кафедру для поющих. Затем он перешел к рельефам из майолики, в ко­торых сочетаются скульптура и живопись. Вскоре его изде­лии украсили большинство флорентийских памятников вре­мен Козимо Медичи.

Кроме того, город был знаменит фресками великого жи­вописца Гвидо ди Пьетро, в монашестве брата Джованни из Фьезоле, скончавшегося в 1455 году. Этот набожный доми­никанец, причисленный Церковью к блаженным и извест­ный под именем Фра Анджелико, родился в Муджелло и принял постриг совсем молодым. В монастыре он получил художественное образование, изучая фрески Джотто в Ассизи. В 1436 голу фьезоланский монастырь открыл подворье во Флоренции, для которого Козимо Медичи построил новые здания возле церкви Сан-Марко. Фра Анджелико, аскет и идеалист, расписал их стены небесными видениями, образа­ми святых и ангелов, призывающих к мистическим мечта­ниям и экстазам. Козимо, восхищавшийся этими фресками, заказал художнику и роспись своей особенной кельи, выде­ленной ему для уединения.

Другому любимому художнику Козимо, Филиппо Липпи, (умер в 1469 году) особенно удавались сельские виды и кра­сочные сцены. С ним приключилась такая история: будучи монахом-кармелитом, он соблазнил свою модель, монахиню из монастыря Санта-Маргарита да Прато. Козимо обратил­ся к папе Пию II с ходатайством об освобождении влюблен­ных от их обетов. Но сумасбродный характер художника до­ставил немало хлопот и его покровителю. Однажды Козимо запер Филиппо, чтобы он закончил какую-то работу, но тот выпрыгнул из окна и сбежал.

Художник Андреа дель Кастаньо (умер в 1457 году) был преданным сподвижником Козимо. Он приехал из Муджел­ло и присоединился к партии Медичи. После ее триумфа Ка­станьо участвовал в репрессиях. На стенах тюрьмы Стинке он изобразил главарей партии Альбицци в жутких позах. Его прозвали «Andrea degli impiccati» — «Андреа повешенных". Но, к счастью, он прославился не только этим. Вместе со своим товарищем Доменико Венециано он первым во Фло­ренции применил фламандскую технику живописи маслом.

Нельзя не упомянуть еще двух мастеров, расписавших капеллу купца Бранкаччи в церкви Кармине: Томмазо Фи-

57

 

ни по прозвищу Мазолино да Паникале (умер в 1440 году) и Томмазо ли Джованни ди сер Гвиди по прозвищу Мазаччо (умер в 1428 году). Изображая Адама и Еву, изгнанных из рая, и масштабную сцену «Чудо со статиром», Мазаччо по­казал новые возможности живописной техники. Теперь жи­вописцы соединяли с изяществом рисунка, отточенного в ювелирных мастерских, знание анатомии, законов линейной и воздушной перспективы, приемы светотени.

Один из мастеров живописи, Паоло ди Доно по прозви­щу Учелло (умер в 1475 году), сделал эффектные ракурсы и перспективу своей специальностью. Медичи, как и все во­обще флорентийские магнаты, собирали его батальные сце­ны. Он был одним из самых модных оформителей: расписы­вал Кампо-Санто в Пизе, «зеленый клуатр» в Санта-Мария Новелла, флорентийский собор.

Беноццо Гоццоли, автор фрески «Поклонение волхвов», во дворце Медичи чувствовал себя как дома. Он был уче­ником Фра Анджелико, а образцом ему служила манера Мазаччо. Гоццоли удавались и ангелы из «Поклонения па­стухов» — картины над алтарем капеллы Медичи — и пор­треты художников и других знаменитых современников в свите трех волхвов. Козимо заказал ему эту картину, ясно сознавая, что искусство принесет ему такую же славу и по­чет, как и золото в его банках. Жертвуя на церковное ис­кусство, он получал большое удовольствие, видя, как вме­сте с дымом от ладана возносится к небу восхищение его сограждан.

 

Расцвет гуманизма

 

Но обрести власть над чувствами недостаточно. Надо внушать уважение, а это возможно, если возвыситься до уровня величайших мыслителей своего времени. Благород­ный ум есть высшее благо. Он одолевает страсти и позво­ляет стяжать бессмертие. Этот урок во Флоренции усвоили еще двести лет тому назад: Данте, а затем Петрарка и Боккаччо дали своим согражданам литературные образцы со­вершенства, неотделимого от любви к женщине, наделен­ной всеми мыслимыми достоинствами. Но конечное предназначение человека — стать при посредстве этой люб­ви причастным божественной мудрости. Пути достижения высшего знания указывали поэты и философы. Высоких от­кровений ожидали от Античности; неутомимые ученые, влюбленные в изящную словесность, «гуманисты», открыли

58

 

новые сочинения и полные тексты уже известных. Требо­вался огромный труд: овладеть греческим языком так, что­бы читать античных философов в подлиннике, а не в лаки­рованных переложениях и переводах, которыми кормилась средневековая мысль. Петрарка так и не научился свободно читать Гомера. Следующим поколениям повезло больше. Иммануил Хрисолор, грек, приехавший на Пизанский со­бор, воспитал целое поколение учеников, обязанных ему своими знаниями. Среди них Козимо Медичи, Лука Альбицци, Палла Строцци, а наряду с ними — крупнейшие гу­манисты того времени. Образованнейшими людьми были Леонардо Бруни, служивший канцлером Флорентийской республики с 1427 года до своей смерти в 1444 году, сме­нивший его на этом посту (до 1459 года) Поджо Браччолини, а также Колуччо Салютати. Канцлерами республики были и другие ученые: отец и сын Марзуппини, Бенедетто Акколи, Бартоломмео Скала.

Правда, не у всех гуманистов Медичи пользовался попу­лярностью: хорошо известно о ссоре Козимо и его брата Лоренцо с Франческо Филельфо. После триумфального воз­вращения во Флоренцию Козимо отправил ученого полеми­ста в изгнание.

После 1434 года флорентийский Studio, университет, пришел в упадок, «ito означало возвращение к обучению греческому языку частным образом, но интерес к древней литературе не угас, и свидетельство тому — охота за манус­криптами. Иные ученые разорялись на покупке книг так случилось с Никколо Никколи, по завещанию которого в 1436 году 800 его рукописей составили первую флорентий­скую библиотеку, одним из кураторов которой объявил себя и Козимо. У него и у самого были на службе собиратели ру­кописей: Кристофоро Буондельмонти и Поджо Браччолини. Он имел 400 рукописей, которые присоединил к 800 манус­криптам Никколи. По его же распоряжению была приведе­на в порядок коллекция Панентучелли да Сарцаны. который в 1447 году стал папой Николаем V и основал Ватиканскую библиотеку. Благодаря гуманисту-книготорговцу Веспасиано да Бистиччи, у которого был штат из 45 писцов, Козимо менее чем за два года получил списки с 200 манускриптов. Книги эти он отдал в доминиканский монастырь Сан-Мар­ко, а когда в 1453 году здание, где они хранились, рухнуло — в специальное помещение, построенное в 1457 году Микелоццо Микелоцци. Затем Козимо собрал еще две коллек­ции: в монастыре Сан-Лоренцо (ныне Библиотека Лауренциана) и в аббатстве Фьезоле.

59

 

Царство греческой мысли. Марсилио Фичино и приобщение к учению Платона

 

После падения Константинополя в Европу хлынул поток не только рукописей, но и ученых. Уроки греческого и лек­ции греческих профессоров проходили во всех монастырях, в Сан-Миниато, в Санта-Мария дельи Анджели, в келье камальдолийца Амброджо Траверсари, на вилле самого Кози­мо в Кареджи. Иоанн Аргиропулос, приехавший во Флорен­цию в 1456 году, подготовил новое поколение ученых, среди которых были Донато Аччайуоли и Анджело Полициано. Ему на смену пришли уже флорентийцы, например, знаме­нитый Кристофоро Ландино, преподававший сорок лет, до 1497 года; среди его учеников были внуки Козимо — Лоренцо Великолепный и Джулиано.

Козимо стремился познакомиться с греческой литерату­рой потому, что интересовался вопросами философии. Этот интерес пробудил в нем в 1439 году один из греков, приехав­ших отстаивать интересы Православной церкви в связи с ее предстоящей унией с Римско-католической. Георгий Гемист по прозвищу Плифон, ярчайшая личность, страстный по­клонник Платона, сторонник возврата в какой-то мере к язычеству, вызвался публично дискутировать со знамени­тым сторонником Аристотеля Георгием Схоларием, в мона­шестве Геннадием.

У Плифона были и другие противники: Феодор Газа и Георгий Трапезундский. Спор между греками обострился еще до того, как они отправились на Собор, а в общем со­брании представителей двух церквей во Флоренции он до­шел до крайнего ожесточения. Православные, и не думая согласно противостоять католикам, обрушивали друг на дру­га теории Платона и Аристотеля, как будто именно эти язы­ческие философы были авторитетами, на которых стояла христианская вера.

Ярость этих дебатов можно сравнить с политическими баталиями нашего времени, когда в идеологическом проти­востоянии люди становятся беспощадными. Во Флоренции противники загнали Плифона в угол, но он нашел поддерж­ку в лице епископа Никейского Иоанна Виссариона, вско­ре ставшего кардиналом Римской церкви. Тот утверждал, что объяснение происхождения мира и образа творения по Платону и Аристотелю можно согласовать.

Но мало кто из его восточных клириков мог принять та­кое согласование. Ведь Аристотель исходил из положения, что природой не движет никакое трансцендентное вмеша-

60

 

тельство: она приведена в движение первым толчком, после чего движется в первоначально заданном направлении. Это положение, согласно которому Бог ставится вне тварного мира, было развито средневековыми богословами Альбертом Великим и Фомой Ливийским. В этом случае божье создание ответственно, оно может быть судимо и осуждено Богом.

Платон, надолго забытые произведения которого в то вре­мя прочли заново, в противоположность Аристотелю учил, что Дух всегда присутствует в природе и через множество по­средников действует ради установленной им самим цели. Плифон, главным образом под влиянием Плотина и других александрийских философов II века н. э., подхватил эту тео­рию и сделал из нее выводы. Он учил, что у мира есть сокро­венный смысл, частично приоткрытый в эзотерических со­чинениях Гермеса Трисмегиста и Дионисия Ареопагита. Законы природы, как их представлял себе Аристотель, мож­но изменить путем воздействия духа и благих духовных сил.

Эта философия, в которой отношения человеческого и божеского трактовались не в свете страха и чувства греха, как в традиционном христианстве, а в свете свободы и люб­ви, вдохновила Козимо и окружавших его коммерсантов и ученых. Плифон убедил Медичи, что новые идеи следует не просто принять, а осмыслять в ученых беседах. Так родилась идея воскресить Платонову "академию" — неформальное собрание, в котором непринужденно дискутировали о ко­ренных вопросах бытия. Но сам Гемист Плифон был ото­зван в Пелопоннес и не смог исполнить свой замысел. Вско­ре он превратился в объект преследований со стороны Геннадия, который стал константинопольским патриархом и объявил Плифона еретиком. После его смерти в 1451 году некоторые его сочинения, а именно те, где развивалось неоязыческое учение, сожгли.

Однако идея, зародившаяся во Флоренции, не канула в Лету. В 1451 году Козимо поручил восемнадцатилетнему Марсилио Фичино, сыну своего врача, приступившему к изучению греческого языка, прочесть, прокомментировать и перевести некоторые сочинения Платона. До тех пор юный ученый изучал преимущественно труды Аристотеля. Поруче­ние Козимо и собственная склонность самого Марсилио Фичино привели к тому, что он возродил учение Платона и даже стал своего рода проповедником античной философии. На его ученых собеседованиях собирались знатоки-гумани­сты, прежде встречавшиеся в кружках Сан-Марко и камальдолийского монастыря. Среди них гениальный архитектор Леон Батиста Альберти, Донато Аччайуоли, Антонио Кани-

61

 

джани. Аламанно Ринуччини, Джованни Кавальканти и многие другие. Козимо Медичи привечал ученых в своих дворцах и поместьях, особенно на вилле Кареджи, рядом с которой получил от него в подарок клочок земли Фичино.

7 ноября, день рождения и смерти Платона, стал празднич­ным днем, как некогда для  древних философов Плотина и Порфирия.

Ученые гости собирались вокруг бюста Платона, перед которым день и ночь горела лампада. Начинался философ­ский спор, завершавшийся хвалой Платону, которую пели как гимн. Обряд этих собраний напоминал некий тайный культ, отправляемый в узком кругу посвященных, и это дей­ствительно было своего рода богослужение во славу тайного знания о началах мира.

Вскоре к платонизму приобщилась вся семья Козимо.

В собраниях участвовали и его сыновья Джованни и Пьеро, и даже внуки Лоренцо и Джулиано, когда подросли. В по­вседневной жизни они учились политическим играм и круп­ным финансовым операциям, но им было ведомо и объяс­нявшее мир учение, благодаря которому они были уверены, что в своей деятельности едины с Богом — первой сущнос­тью Вселенной. И дети и внуки Козимо пропагандировали «неоплатонизм» как своего рода официальное учение дома Медичи.

 

Смерть Козимо Медичи

 

Невозможно отрицать, что интеллектуальные увлечения Козимо были абсолютно искренними. Он одинаково усерд­но изучал «Жизнеописания философов» Диогена Лаэртского и творения Григория Богослова. Что же касается приня­тых в то время церковных обычаев, то он придавал им мало значения. Как и другие магнаты, Козимо не был верен су­пруге и имел от одной невольницы незаконного сына Кар­ло, которого воспитал в своей семье. Но ни в этом, ни в том, что он, нарушая церковные запреты, давал в долг под про­центы, Козимо ничуть не отличался от своих современни­ков. Возможно, он просто чаше, чем другие, задумывался о своей загробной жизни.

Последние дни Козимо на вилле Кареджи напоминали кончину античного философа. Страдая от распухших суста­вов и жесточайшей урикемии, он до конца сохранял ясность ума и чувство юмора. Его непрестанно преследовал страх смерти, и он велел читать ему с комментариями переведен-

62

 

ные Фичино рассуждения Платона о начале мира и высшем благе, а затем часами молча размышлял об этом. Жена Ко­зимо Контессина, добрая хозяйка и верная спутница, од­нажды спросила, почему он лежит без движения. «Когда мы переезжаем в деревню, — ответил Козимо, — ты за две неде­ли начинаешь собираться. Разве не понимаешь, что мне есть о чем подумать, собираясь из этой жизни в вечную?» Когда же она в ужасе спросила мужа, почему он лежит с закрыты­ми глазами, тот просто ответил: «Привыкаю».

24 июля 1464 года, почувствовав приближение конца, Козимо оставил при себе только жену и сына Пьеро. Пьеро и рассказал о его кончине своим сыновьям Лоренцо и Джу­лиано, которые уехали на виллу Кафаджоло, чтобы не доку­чать умирающему, а также спасаясь от чумы, бушевавшей во Флоренции.

Как рассказывали сын и внуки Козимо, он вспоминал все, что сделал для управления городом и собственным де­лом, сожалел, что не успел исполнить всего желаемого, и огорчался, что оставляет во главе дома Пьеро, столь слабого здоровьем. Но он не отказал в доверии ни ему, ни его на­следникам, и всех их просил оставаться едиными в истин­ной любви. Козимо не составил завещания и только пожелал (это было его последней волей), чтобы его без пышных це­ремоний похоронили в Сан-Лоренцо. Затем он объявил, что готов и будет рад уйти из жизни, когда Богу будет угодно.

Утром 25 июля Козимо с трудом встал с постели. Он при­гласил к себе приоров Сан-Марко, Сан-Лоренцо и Фьезоланского монастыря, прочитал вместе с прелатами Символ веры, попросил прошения у всех присутствующих и принял причастие. После службы он спокойно лег, и тут же нача­лась агония, отягощенная полной закупоркой мочевого пу­зыря, против которой врачи, даже специалист, в последнюю минуту прибывший из Милана, были бессильны.

Козимо Медичи умер в ночь на 1 августа 1464 года, упо­вая на Бога, Которого познал через Платона и отцов Церк­ви. Тот, кто взял себе за образец трех волхвов, взял в мир иной, как дар, обновленную веру, подобную смирне, арома­ту вечной жизни.

63

Содержание          Наверх           Biblio Italia