ИВАН КЛУЛАС

ЛОРЕНЦО ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ

М.: Молодая гвардия, 2007. – 260 [12] с .: илл. (Жизнь замечательных людей)

Перевод осуществлен по изданию: Ivan Cloulas. Laurent le Magnifique. Paris: Fayard, 1997

 

ЭПИЛОГ

 

Восстановление республики. Триумф и крах Савонаролы.

Дань уважения потомков

 

17 ноября 1494 года к Флоренции подходила огромная кавалькада. Это была армия Карла VIII Французского. Двадцатичетырехлетний король, призванный Лодовико Моро, надеявшегося с его помощью уничтожить Арагонскую дина­стию в Неаполе, шел на завоевание Неаполитанского коро­левства, наследственные права на которое получил от Ан­жуйского дома.

На пути он наткнулся на сильные крепости в Тоскане: Сарцану и Рипафратту. Флоренция, союзница Неаполя, вполне могла остановить нашествие. Чрезмерная осторож­ность (иные говорили трусость) Пьеро Медичи повернула дело иначе. Сын Лоренцо Великолепного явился к француз­скому королю. Чтобы сильная неприятельская армия не раз­грабила Тоскану, он предпочел не сопротивляться, а капи­тулировать. 30 октября Пьеро передал королю в залог своего нейтралитета пограничные крепости и опорные пункты Флоренции на море: Пизу и Ливорно. Но он дорого запла­тил за эту инициативу, на которую никем не был официаль­но уполномочен. Когда он вернулся, синьория постановила изгнать его вместе с братьями за государственную измену. Народ бросился грабить богатства Медичи. Кардиналу Джованни с огромным трудом удалось спасти часть сокровищ, спрятав их в монастыре Сан-Марко.

В этом внезапном перевороте, случившемся через два с половиной года после смерти Лоренцо Великолепного, на­род увидел перст Божий. Брат Савонарола возглавил делега­цию к чужеземному королю в Пизу. Он признал в нем меч Божий, царя-помазанника, освободителя от тирании и раз­врата. Не страх воинов отдал Флоренцию Карлу VIII, a факт его появления, подтверждавший пророчества доминиканца.

240

 

От этой посланной Богом иноземной силы город, изгнав­ший Медичи едва завидев ее, ожидал возрождения своего свободного прошлого.

Горожане приветствовали пришельца как героя, избавив­шего их от тиранов. Зрелище было потрясающее. Под звуки рожков, барабанов и труб к городу двигались десять тысяч пехотинцев: швейцарцев, немецких ландскнехтов, гасконских арбалетчиков, сорок пять артиллерийских орудий, во­семьсот вельмож в великолепных доспехах — цвет рыцарст­ва заальпийской страны, колонной по четыре шли страшные королевские лучники в шитых золотом шапках — «люди зве­роподобные», как выразился глядевший на них флорентиец Черретани. Короля окружали сто телохранителей. Сам он был маленький, некрасивый лицом — с огромным крючко­ватым носом и голубыми глазами навыкате. Но этот невз­рачный человечек был стальным наконечником живой пира­миды, окружавшей его. На великолепном черном иноходце, под парчовым балдахином, потрясая боевым копьем, он по­бедителем вступал в столицу Тосканы.

Ради него ворота Сан-Фредиано сняли с петель, вылома­ли часть стены и засыпали ров вокруг города. По пути его следования все горожане украсили свои дома. На транспа­рантах было написано: «Слава королю, миру и возрожден­ной вольности!»

Король остановился во дворце Медичи на Виа Ларга. Он принял титул покровителя флорентийской вольности. Карл подтвердил синьории условия договора, заключенного с Пьеро Медичи, — залог союза, связывавшего Францию и Флоренцию. 28 ноября он. не мешкая больше, покинул Флоренцию и продолжил поход, казавшийся не завоеватель­ным походом феодала, а божественной миссией.

В Риме перед ним капитулировал папа Александр VI Борджа, в августе 1492 года сменивший Иннокентия VIII. Неаполитанский король Альфонс II. занявший престол по смерти своего отца Фердинанда I, скончавшегося в январе 1494 гола, бежал, не пытаясь сопротивляться.

Правду сказать, из похода ничего не вышло. Неаполитан­ское королевство, легко завоеванное в феврале 1495 года, французы столь же легко и потеряли полгода спустя. Карл VIII был вынужден отступить и 6 июля едва избежал полного разгрома при Форнове.

Вскоре итальянцы пришли в себя и заключили нечто вроде священного союза против чужеземных «варваров». Флоренция, несмотря на поражение Франции, оставалась ее союзницей. Она продолжала политическую и мистическую

241

 

затею, толчок которой дал приход короля: восстановление республиканского строя. В декабре 1494 года упразднили уч­реждения, созданные Медичи в 1434 году: Совет ста. Совет семидесяти, чересчур сильные правящие комитеты, Двенад­цать прокураторов. Восемь практиков. Совет народа и Совет коммуны символически сохранялись, но их мнения больше не спрашивали. Остались три главные должности исполни­тельной власти, а также синьория. Коллегия именитых лю­дей. Коллегия гонфалоньеров. Право же законодательной инициативы передали Большому совету, члены которого из­бирались по жребию, невзирая на политические взгляды, из числа граждан не моложе двадцати девяти лет, родственни­ки которых когда-либо занимали одну из главных должнос­тей. В этом списке было около 2400 имен при общем числе населения Флоренции 50 тысяч человек.

Отчетливо проявилась воля уничтожить безраздельную, исключительную власть сторонников Медичи. Довольно свободный порядок кооптации позволял прибавлять к из­бранным и граждан, не получивших привилегий благодаря должностям своих предков, а также молодых людей, не достигших установленного возраста. Чтобы решения Большого совета имели законную силу, вся тысяча его членов должна была быть налицо. Отсутствующие наказывались штрафом. Государственные акты вместе с синьорией принимал Малый совет из восьмидесяти граждан.

Большой совет сразу же осудил вопиющие злоупотребле­ния прежнего режима. Лоренцо и его предки правили, по­купая верность своих сторонников налоговыми льготами. Отныне со всех взималась одна и та же подать — десятина, десятая часть доходов на основании их оценки, подобной кадастру 1427 года.

Под влиянием Савонаролы началась активная политика социальной помощи. Он сам подал пример, распродав из­лишки собственности своего монастыря. Благотворительная касса должна была выдавать нуждающимся необходимые суммы.

Все эти меры были чрезвычайно важны. Это была весьма здравая реакция на злоупотребления, на кризис, который оставил после себя Лоренцо и который крайне обострился при его наследнике.

Действия новых властей побуждали народ к укреплению нравственных устоев. С этим совпадало и направление рели­гиозной реформы, ширившейся благодаря проповедям Саво­наролы. Доминиканец принялся давать советы политикам. Он критиковал систему голосования, принятую в синьории

242

 

и полицейском комитете, добился запрета созыва народных собраний, посредством которых Медичи не раз навязывали свое господство с помощью пресловутых балий.

Наконец в мистическом порыве Савонарола провозгла­сил Иисуса Христа Царем Флоренции и истово стал обли­чать «свиноподобную» жизнь флорентийцев. Он потребовал от синьорин принять чрезвычайные меры: предать повес публичному поруганию, игроков — пытке, клеветникам проколоть языки, содомитов обоего пола сжечь живыми.

В знак окончания страшного времени распутства, кото­рое связывали с правлением Медичи, статую Юдифи с голо­вой Олоферна — один из шедевров Донателло — вывезли из их дворца и поставили перед Дворцом синьории как «при­мер спасения народа». Добродетель и свобода вместе сража­лись против порока и тирании.

Невозможно даже вообразить более радикального пере­ворота в сравнении с эрой Лоренцо. Повсюду люди прино­сили покаяние. Полициано и Пико делла Мирандола, оба умершие в 1494 гаду, перед смертью в знак покаяния попро­сили на смертном одре облечь их в доминиканские рясы. Марсилио Фичино вспомнил, что он каноник, и также весь предался церковной жизни. Художник Боттичелли публично выражал сожаление, что поддался духу язычества, и писал теперь только картины духовного содержания. Члены луч­ших семейств шли в монахи. В короткий срок число насель­ников монастыря Сан-Марко выросло с 50 до 238! Во всех церквях собирались толпы кающихся со слезами — «бра­тишки» (сторонники брата Джироламо) или, как их еще на­зывали, «плаксы». Но их чрезмерное благочестие вскоре породило и усилило оппозицию «бешеных», с которыми за­одно были и «паллески» — члены партии Медичи.

Флорентийское государство, в котором еще не устоялись новые институты, тяжело переживало и уменьшение терри­тории: вследствие французского вторжения Пиза получила независимость, а Ливорно французы пока удерживали за со­бой, но ему грозила опасность перейти в руки их врага — императора Максимилиана.

Для противодействия внутренним и внешним угрозам новому правительству пришлось отказаться от политики финансового равновесия. В 1498 году оно вернулось к прак­тике принудительных займов, что больно ударило по город­ской верхушке. После краткого времени надежд преодолен­ный было кризис вспыхнул с новой силой.

Положение самого Савонаролы становилось все более шатким. Он вызвал гнев Александра VI своей чрезмерно

243

 

резкой критикой папства. Война доминиканца с Римом, на­чавшаяся в 1496 году по поводу нарушений монашеской дисциплины, протекала на фоне религиозного фанатизма. Савонарола отменил масленичные увеселения, заменив их покаянными процессиями. В 1497 году по его указанию де­ти во всем городе начали доносить на тех. кто в их семьях нарушал благочиние и благочестие. С помощью своих мало­летних помощников фра Джироламо конфисковал музы­кальные инструменты, украшения, маски, благовония, кар­тины с изображением обнаженных, поэтические книги — все, что говорило об удовольствиях и радости жизни. На масленичный вторник 1497 года все эти предметы были сло­жены на площади Синьории и преданы торжественному сожжению. «Костер сует», повторенный Великим постом следующего года, стал апогеем благочестивой реакции на распущенность предшествующей эпохи с ее попыткой гар­моничного синтеза вероучения, философских теорий и сим­волики.

Но победа пуританского ригоризма была слишком пол­ной, чтобы стать долговечной. Враги Савонаролы, брат Мариано да Дженаццано, ставший генералом ордена августин­цев, и флорентийские францисканцы, в своих проповедях объявили доминиканцу беспощадную войну. Город непре­станно поражали невыносимые язвы: голод, чума и страш­ная, неизвестная дотоле болезнь — сифилис, разносивший­ся, по слухам, французскими солдатами. Ко всем этим бедам добавлялась взаимная ненависть разных партий. Все вместе посеяло в народе полнейшее отчаяние. Этим пытал­ся воспользоваться Пьеро Медичи: в апреле 1497 года он по­пробовал захватить город, но бесславно провалился. Ему на помощь пришел кардинал Джованни. 13 мая 1497 года он добился от папы бреве об отлучении Савонаролы от Церк­ви. Анафема подействовала не сразу, но постепенно сомне­ния вместе с насмешками «бешеных» бросили тень на облик доминиканца-пророка и его последователей. Церкви опусте­ли, кабаки и бордели наполнились. Фанатики Савонаролы словно растворились в пространстве: открытое письмо в его защиту перед римской курией, лежавшее в Сан-Марко весь июнь месяц, собрало всего 370 подписей... Но падение авто­ритета партии «плакс» (по крайней мере среди магнатов) не означало ослабления мер против сторонников возвращении Медичи.

Летом республика вырвала признательные показания у друга Пьеро Медичи Ламберто Далл'Антеллы. Арестовали четырнадцать именитых лиц, среди которых некоторые бы-

244

 

ли завсегдатаями проповедей Савонаролы. Их обвинили в подготовке нового вторжения Пьеро Медичи в город, назна­ченного на середину августа.

Суд был суровый. На нем судили и Лукрецию, дочь Лоренцо, жену Якопо Сальвиати, но она при всех треволнениях оставалась в городе и без труда оправдалась. Конфискация имущества обвиняемых должна была принести финансам республики 200 тысяч дукатов. Пятерых из них поспешно казнили 21 августа. Бывшему гонфалоньеру Бернардо дель Неро было семьдесят три года; еще недавно он с честью уп­равлял государством. Но его обвинили в том, что он не от­рекся от семьи Лоренцо. Остальные осужденные были тес­но связаны с Медичи. Джованни Камби был их агентом в Пизе, Джанноццо Пуччи — торговым партнером. Никколо Ридольфи женил сына на сестре Пьеро Медичи. Наконец, Лоренцо Торнабуони, сын Джованни, приходился Велико­лепному троюродным братом.

Эта дикая внезапная казнь была похожа на месть покой­ному Лоренцо. Умеренно настроенные граждане Флоренции с ужасом увидели, что пуританские крайности «плакс» не идут на убыль. Открытый бунт Савонаролы против Рима, непризнание им папского наказания, новый «костер сует» в 1498 году вывели «бешеных» из себя. Прямо у костра, невзи­рая на противодействие стражников, они останавливали де­тей и святош, вырывали кресты у них из рук, швырялись в процессию гнилыми фруктами и дохлыми кошками. В мар­те синьория, следуя папскому предписанию, запретила Са­вонароле читать проповеди, но доминиканец не подчинил­ся. Непреклонность оказалась роковой для него и его сторонников. Брат Доменико Буонвичини, доминиканец из Фьезоле, и брат Франческо дель Пульезе, францисканский проповедник из Санта-Кроче, поспорили, чьи доводы вер­ны. Они решили подвергнуться испытанию огнем как Божь­ему суду. Вместе с каждым из испытуемых должен был выйти один из членов их ордена. Савонарола решил участвовать в испытании вместе со своим собратом.

Согласившийся на испытание огнем должен был пройти по узкой дорожке из посыпанных песком кирпичей между двумя облитыми маслом и зажженными деревянными стена­ми. Только тот, кто получал чудесную Божью помощь, мог избежать гибели в огне.

7 апреля 1498 года — на седьмую годовщину смерти Ло­ренцо Великолепного — народ столпился на площади Синь­ории, чтобы увидеть это зрелище. Но испытание все время откладывалось из-за споров о процедуре. Спорили до ночи,

245

 

а на закате на Флоренцию обрушился проливной дождь, ра­зогнавший и актеров и публику. Эта гроза прозвучала похо­ронным колоколом власти «плакс». 8-го числа враги брата Джироламо взяли приступом монастырь Сан-Марко. Саво­наролу арестовали, пытали и при участии папских комисса­ров признали виновным в стремлении взбунтовать народ, смущая его ложными учениями. 23 мая 1498 года брата Джироламо с двумя товарищами казнили на площади через по­вешение, а их трупы сожгли.

Трагическая развязка не привела к изменению направле­ния политики. Интриги Пьеро Медичи полностью дискре­дитировали его в глазах флорентийцев. Назад его не позвали. Сменявшие друг друга синьории были поглощены тревол­нениями итальянских войн, которые французский король Людовик XII возобновил под предлогом наследственных прав Орлеанского дома на Ломбардию. Флорентийским грандам, в том числе пожизненному гонфалоньеру Пьеро Содерини, удалось сохранить международный престиж республики, да и сама она окрепла, а новые институты заработали.

Пьеро Медичи умер в изгнании в 1503 году. Главой семьи стал кардинал Джованни. В 1512 году в результате похода войск папы Юлия II, запомнившегося страшным разграбле­нием Прато, ему удалось вернуть Медичи во Флоренцию. Все законы, принятые республиканским режимом с 1494 го­да, были отменены. Большой совет упразднен, учреждения времен Лоренцо Великолепного восстановлены. Кардинал, его брат Джулиано и кузен Джулио, которым было соответ­ственно тридцать шесть, тридцать три и тридцать четыре го­да, вернули себе власть без сопротивления и не стали мстить тем, кто восемнадцать лет продержал их в изгнании. После всех трагических перипетий и перенесенных страданий Флоренция увидела в их возвращении надежду на новую весну и предалась радости, восторженно приветствуя Медичи.

В 1513 году, через двадцать один год после смерти свое­го отца Лоренцо Великолепного. Джованни был избран па­пой под именем Льва X. Новый понтифик оказался несрав­ненным меценатом, покровителем искусства и литературы, уравновешенным политиком; он приятно соединял в себе античную мудрость с христианской верой. В Риме он жил так же, как Лоренцо во Флоренции, только был еще и набо­жен. Окружавшее его сияние было отблеском золотого века, стоявшего под знаком его отца. Во Флоренции организация торжеств в честь интронизации папы Льва была поручена папскому брату Джулиано и его племяннику, сыну Пьеро, которого звали Лоренцо. Триумфальная колесница симво-

246

 

лизировала золотой век. На колеснице везли земной шар, окруженный четырьмя великими добродетелями, а на нем изображение мертвеца; над трупом, как бы выходя из него, возвышался живой позолоченный мальчик. Торжественная сцена олицетворяла триумф династии Медичи, пошедшей от Лоренцо Великолепного.

С этих пор новый владетельный дом старался забыть о своем купеческом и банкирском прошлом, умело воспользо­вавшись временем, проведенным в изгнании. От Лоренцо Великолепного остались в памяти имя и образ счастливо правившего законного государя, благодетеля Италии, соеди­нявшего в своем лице идеал мыслителя с идеалом деятеля.

Лев X желал воздать своему отцу, которого легенда день ото дня все больше превращала в героя, дань народного вос­торга. В 1520 году он поручил Микеланджело воздвигнуть мавзолей Медичи напротив ризницы Сан-Лоренцо. В усы­пальнице предполагалось поставить четыре гробницы: Ло­ренцо Великолепного, его брата Джулиано — жертвы заго­вора Пацци, герцога Лоренцо Урбинского (отца Екатерины Медичи) и Джулиано, брата Пьеро и Льва X, который носил титул герцога Немурского. Смерть папы остановила работу. В 1524 году при Клименте VII ее возобновили, но уже без пары гробниц Великолепного и его брата, которые должны были стоять в центральной нише капеллы.

Судя по эскизу, сохранившемуся в музее Лувра, единст­венный выполненный фрагмент этой гробницы — статуя Мадонны с предстоящими Космой и Дамианом (небесными покровителями Медичи). В боковых нишах Микеланджело поставил статуи младших принцев — Джулиано Немурского и Лоренцо Урбинского. Он изобразил их обобщенно, без ка­кого-либо портретного сходства. Идеализированным оформ­лением усыпальницы Микеланджело символически восхва­лял достоинства породы Медичи, высочайший пример которых дал Великолепный. Капелла и стала его последним пристанищем: прах Лоренцо был перенесен туда из времен­ного гроба и похоронен вместе с братом на почетном месте у ног Мадонны. Портретной надгробной статуи там нет, но его гений выражен статуями над боковыми гробницами. Статуя молодого воина олицетворяет именно такого челове­ка действия, каким был Лоренцо: он спокойно и непринуж­денно изящным жестом опирается на жезл командующего, символизируя мир, добытый войной. Статуя задумчивого принца в шлеме, похожем на маску, со шкатулкой, укра­шенной звериной мордой, под мышкой, представляет дру­гой лик Великолепного: его мудрость философа, благоразу-

247

 

мие дельца, глубину мысли. Так в те времена, когда Италию раздирала вражда Карла V и Франциска I, две статуи, допол­няя друг друга, превозносили выдающуюся роль Лоренцо. Он стал политическим образцом, за то что умел поддержи­вать мир и равновесие между государствами Апеннинского полуострова, не прибегая к иностранному вмешательству.

Но Лоренцо Великолепный, как и потомки его, был са­мым обычным человеком, покорным общему человеческому уделу. Его жизнь скульптор представил в аллегорических статуях на двух кенотафах: Ночь и День, Утро и Вечер изо­бражают неумолимую поступь судьбы.

План капеллы — ответ року посредством платонических чаяний. Душа покойного шаг за шагом восходит от нижне­го яруса гробницы к небесному своду, который изображен куполом здания. С высоты небес она может созерцать Веч­ную Истину. Таков путь, начертанный в «Федоне» Платона. В капелле Сан-Лоренцо высшую Истину выражает Мадонна с Младенцем и предстоящими Космой и Дамианом — не­бесными покровителями Медичи. Изображая Бога, ставше­го плотью, статуя служит великолепным доказательством единства Неба и Земли, в которое верил Лоренцо.

Так Микеланджело воздал ему последнюю почесть, выра­зив в камне главное, к чему стремился великий Медичи, когда оставлял тернистую почву политики. А искал он того духовного упокоения, которое воспел в «Споре»: «Где родина, там истинный покой».

248

Содержание          Наверх           Biblio Italia