Садиков А. Перевод арготизмов (на материале испанского языка)

ся тем, что его система словесных значений — сигнификатов с заключенными в них ассоциациями и эмоционально-оценочными характеристиками, противостоит самым общим, общечеловеческим, ценностям, отраженным в лексике любого современного общенародного языка, подобно тому как преступный мир противостоит всему «гражданскому обществу» с его институтами и моралью.

В чем конкретно это проявляется? Приведем несколько примеров из арго испанского языка в Латинской Америке¹. Как уже говорилось, наиболее характерным для арго является семантическое словообразование, т. е. различные виды тропов. Образность арго является и главным средством, обеспечивающим его высокую экспрессивность. Какова же направленность арготической метафорики, какую оценку она в себе заключает? Возьмем понятие «честный человек». В литературном языке слово честный несет в себе положительную эмоциональную оценку, не случайно оно однокоренное с честь и в испанском, и в русском языках. Для лица, говорящего на арго, честный человек — это личность, вызывающая если не отвращение, то уж во всяком случае крайнее презрение. Его называют словом jeta (букв, «рыло, харя») или otario (букв, «тюлень»). Человека ограбленного называют maje (<majadero —«дурак»), primo (букв, «олух»), puerco (букв, «боров»); при этом все перечисленные слова означают также 'наивный', 'непрактичный', 'легковерный'.

Цинизм деклассированных ярко выражен в обозначениях различного рода насильственных действий и орудий насилия. Здесь и наигранное хладнокровие, и презрение к смерти, и аффектированное, но вполне реальное и характерное равнодушие, и презрение к побежденному противнику и жертве. Так, нож в испанском арго — это alfiler (булавка), limpiadientes (зубочистка) или sacatripas (букв. «выпускатель кишок»); пистолет — escupidora (плевалка). Избить — это afanar (обработать), calentar (взгреть), atizar (встряхнуть, пошевелить), planchar (разгладить); избить до бесчувствия — это descontar (списать со счетов), poner parejo (букв, «положить прямо»). Ранить — это alfilerear (уколоть булавкой), medir el aceite (замерить уровень масла). Убить — это всего лишь dar agua (agüita)

¹ См.: F r е j o A. Diccionario etimológico latinoamericano del

léxico de la delincuencia. México, 1968; Cifuentes J. Vicuna. Coa. Jerga de los delincuentes chilenos. Santiago de Chile, 1910.

(пустить водичку), mandar a uno a empujar las margaritas (букв, «послать кого-либо толкать маргаритки» —имеется в виду: из-под земли на кладбище), а также: aclarar (вычистить), suprimir (убрать), volcar (опрокинуть), apagar (погасить).

Арго отличается тем, что превосходит любой другой отдельно взятый жаргон широтой охвата: арготические названия имеются практически для всех предметов и явлений, имеющих значение для носителей арго в их повседневной жизни; и в любой из своих понятийных сфер арго имеет яркую эмоционально-экспрессивную окраску. Однако эта эмоциональность достигает предела, когда речь заходит о том, что для говорящих на арго является воплощенным злом — о правоохранительных органах и служителях правосудия. Здесь бьют бурным потоком и соперничают друг с другом страх и агрессивность, ненависть и наигранное холодное презрение, беззаботная ирония, циничная издевка и мрачный юмор. Так, для преступного мира Латинской Америки полицейский -это mono (обезьяна), güitre (стервятник), sombra, (тень), perjuicio (ущерб, вред); судья по уголовным делам - mono de palo (обезьяна с палкой); начальник тюрьмы — verdugo (палач). Полиция — этатакже azulada (собирательное от azul —голубой— — обозначение жандарма), carniceros (мясники), garfios (крюки, багры).

Конечно, из всех разнообразных чувств, которые внушает преступникам правосудие, в отдельном названии может преобладать какое-то одно, и в частности, легкая беззлобная ирония, например, начальник тюрьмы может называться amigo (друг), секретарь суда — ángel (ангел), судья — rey del cielo (царь небесный); но все эти понятия имеют не одно, а несколько наименований и, таким образом, неизбежно характеризуются с разных точек зрения. Так, полицейское управление называется academia (букв. «академия» — намек на то, что здесь «получают образование») и carnicería (букв, «мясная лавка, мясницкая» — термин, разъясняющий, какое именно образование здесь получают).

При всем том в воровском языке немало слов и с положительной эмоциональной оценкой, основным объектом которых являются, как и следовало ожидать, сами воры. В Латинской Америке, например, они применяют к самим

себе и ласкательное niño (малыш), и слова, отмечающие их «трудолюбие» и упорство: trabajador (работник), conse-

guidor (добытчик), afanador (трудяга); а также острый ум: lanza (букв, «копье») — и расторопность: manilón (букв. «рукастый»). Есть свои названия и для смелого, задорного, молодцеватого вора — gallo (букв, «петух»), и для опытного вора, мастера своего дела — catedrático, artista (букв. «профессор», «артист»).

Очень характерным образом отражается воровская система ценностей и в передаче понятия 'красть' ('выкрасть', 'обокрасть'). Действие, морально осужденное всеми обществами, здесь предстает как тяжелая работа, требующая вдумчивого к себе отношения, а часто и напора, и дерзости. В арго испанского языка это понятие передается следующими словами: trabajar, а также afanar и laborar (работать), conseguir (букв, «добыть», а также «купить»), pelar (ободрать), rapar (остричь), pulir (отшлифовать), pesquisar (разыскать, докопаться) и т. п. При этом показательно, что многие из приведенных метафор имеют параллели в арго различных европейских языков, в том числе и русского (см. ниже).

Приведенных примеров арготической метафорики достаточно, чтобы показать, сколь важным изобразительным средством могут быть для писателя арготизмы в речи его героев и сколь опасным для авторского замысла может быть поверхностное отношение к делу переводчика, обходящего проблему вместо того, чтобы ее решать, и считающего, что достаточно передать содержание этой речи обычным разговорным языком и тем самым застраховать себя от обвинений в прегрешениях против русского языка, совершенных под давлением оригинала. К слову сказать, не являются ли эти опасения причиной того, что персонажи очень многих литературных произведений говорят в переводе безукоризненно правильным русским языком, но при этом языком безнадежно усредненным и олитературенным и к тому же предполагающим в говорящем, как минимум, среднее образование и хорошее владение словом?

Как же переводить арготические выражения: и отдельные слова, и целые высказывания, встречающиеся в художественной литературе?

Конечно, точное воспроизведение в речи персонажей современного арго языка перевода, в данном случае русского, даже будучи технически выполнимым, нежелательно. Во-первых, данный пласт лексики изобилует реалиями, недвусмысленно указывающими на его национальную принадлежность; во-вторых, в каждом арго имеется зна-

чительное количество заимствований, звуковой облик которых выдает их происхождение. Так, в русском арго имеются заимствования из немецкого, польского, древнееврейского, идиша, цыганского, тюркских и финно-угорских языков \ Укажем для сравнения, что в арго испанского языка едва ли найдутся хотя бы единичные заимствования из большинства этих языков; характерными же являются заимствования из цыганского (в Испании, причем в гораздо больших масштабах, чем в русском), английского, итальянского и индейских языков (в странах Латинской Америки).

И самое важное: будучи точно воспроизведенным, арго языка перевода, особенно самое современное арго, окажется мало понятным читающей публике. Лишь с течением времени и лишь часть арготизмов становится известной — та часть, которая находит отражение в художественной литературе или проникает в разговорную речь широких слоев общества. Необходимо помнить, что писатель, как правило, производит отбор лексики, руководствуясь своим художественным чутьем, не копируя, а как бы реконструируя особенности речи своих персонажей, иногда из немногих деталей. Очевидно, подобную же задачу должен ставить перед собой и переводчик. Он должен смоделировать арготическую речь персонажей, с тем чтобы сохранить ее художественную достоверность.

Какими средствами располагает переводчик для подобного моделирования? Прежде всего в его распоряжении слова, о которых только что говорилось: арготизмы, известные большинству читателей или из художественной литературы и кино, или же вышедшие за пределы данной социальной группы и ставшие общепонятными единицами. Как правило, они так и не становятся литературными и продолжают восприниматься как слова низкого стиля, что в данном случае вполне отвечает задаче переводчика. В русском языке к их числу относятся такие слова, как стрема, пацан, шпана, чувиха, легавый, сука, стучать, продать, расколоться и др.

Конечно, этого набора может оказаться недостаточно, так как арго — это весьма широкая лексическая система, способная описывать большое разнообразие ситуаций. Од-

¹ Данные по русскому арго приводятся на основании статей, содержащихся в сборнике «Язык и литература» (т. VII, Л., РАНИОН, 1931).

нако возможности переводчика могут быть расширены практически беспредельно в силу одной из существеннейших черт арго, о которой уже говорилось. Арготическая лексика имеет несколько источников, но удельный вес их далеко не одинаков: 60—80% этой лексики имеют своей основой семантическое словообразование, часто дополняемое тем или иным приемом морфологического словообразования. А из способов семантического словообразования на первом месте стоит метафора, являясь вообще наиболее продуктивным из всех отдельно взятых источников арготической лексики. Она же является главным средством, сообщающим арго его особые эмоционально-оценочные и культурные коннотации. А это означает, что переводчик всегда может отобрать из арго языка перевода те лексемы, которые, независимо от того, известны они читателю или нет, будут ему понятны в силу своей ясной внутренней формы и одновременно имеют необходимое арготическое звучание.

В отдельных случаях между арго двух языков найдется некоторое количество полных соответствий, когда совпадают и способ порождения лексической единицы (напр., и в том, и в другом языке — метафора) и образ, положенный в основание последней; сравним, например: англ, burn и рус. сжечь в значении 'выдать' (полиции), англ, (в США) push и рус. толкнуть в значении 'продать', исп. cantar и рус. петь в значении 'сознаться' (на допросе), исп. escupidora в значении 'пистолет' (букв, «плевалка») и рус. плюнуть в значении 'убить'. Правда, таких полных совпадений внутренней формы и значения немного. Но этот факт не является препятствием для перевода, во всяком случае не в большей степени по отношению к арго, чем по отношению к языку в целом. Арго языка перевода в большинстве случаев может дать в руки переводчику слова с прозрачной семантикой, соответствующие по стилистической окраске арготизмам языка оригинала. Так, испанскому alfiler нож, (букв, «булавка») — перенос по форме + характерный признак «имеет острие и колется» соответствует русское перо (нож) — перенос по форме + характерная функция, им можно «расписать», т. е. изрезать. Испанскому cachimba (пистолет, букв, «трубка») соответствует русское пушка в том же значении; функционально и стилистически эти слова эквивалентны, различен лишь способ метафорического переосмысления лексики общенародного языка в данном случае, в чем проявилось или спе-

цифическое языковое мышление данного народа или, более вероятно, различный ход мысли создателей этих арготизмов.

В отдельных случаях переводчик может использовать слова, не обязательно известные читателю или имеющие ясную внутреннюю форму, но способные сообщить речи персонажей ярко выраженную арготическую окраску. Подобным образом часто поступают писатели, когда хотят привлечь внимание читателя к свойственной арго экспрессивности самой звуковой формы слов или же к характерному подбору слов, отличающему арго от литературного языка. Значение же таких слов, как правило, становится ясно из контекста, словесного или ситуационного. Так, например, во фразе «Я выхватил шпалер» даже человек, впервые встретивший слово «шпалер», поймет, что речь идет об оружии, и, очевидно, огнестрельном, как свидетельствует звуковая форма слова, т. е. что это скорее всего пистолет¹. Конечно, при отборе таких слов много значит лингвистическое чутье переводчика, его чувство стиля и меры.

Наконец, владея приемами семантического словообразования и будучи знаком со стилистическими и функциональными особенностями арго, переводчик может создавать арготизмы, во всем подобные реально существующим в языке перевода (и могущие в нем появиться в любой момент, поскольку арго постоянно обновляется) и одновременно понятные читателю и удовлетворяющие условиям, заданным текстом оригинала. Это может быть необходима тогда, когда соответствующего арготизма просто нет в языке перевода или по каким-то причинам требуется сохранить внутреннюю форму арготизма, встреченного в тексте.

Итак, приступая к переводу арготически окрашенной речи литературных героев, переводчик должен учитывать, по крайней мере, три момента:

1. Стиль. Арго — это стилистически низкий пласт лексики, что проявляется и в звуковой форме составляющих его слов, как правило, малоблагозвучной, и в его мета-

¹ Своей живучестью в русском арго это слово, являющееся заимствованием из немецкого арго, обязано, очевидно, именно своей выразительной звуковой форме, содержащей и звукоподражательный элемент и вызывающей ассоциации с некоторыми русскими словами, такими как палить и револьвер. Эти черты следует отметить, потому что они характерны для арготизмов вообще.

форике и фразеологии, как правило, примитивной и вульгарной. Если исключить из речи говорящих на арго все собственно арготические слова, то перед нами будет не литературная речь, а грубое просторечие, пересыпаемое ругательствами. Нельзя забывать, что одной из целей употребления арготизмов автором может быть именно цель «эпатировать публику».

2. Идеология. Арготические метафоры, помимо своей высокой экспрессивности, отличаются тем, что заключают в себе целую систему ценностей, которая в двух словах может быть сформулирована так: хорошее — это преступный мир и все, что ему присуще; весь остальной мир заслуживает лишь ненависти, презрения, насмешки или, в лучшем случае, снисходительной иронии.

3. Естественность. Стилистически окрашенным пластам лексики, как правило, более присущи специфически национальные черты, чем стилистически нейтральным. Переводчику, следовательно, необходимо проявить максимум внимания, чтобы, например, речь испанских бандитов не содержала у него ни намека на какие-либо русские реалии, ни иностранной экзотики, как не содержит она ее для читателя оригинального текста.

Рассмотрим с точки зрения указанных принципов перевод некоторых из арготизмов, встречающихся в романе испанского писателя Рамона дель Валье-Инклана «Двор чудес»¹. Этот писатель, язык которого вообще невероятно богат и весьма разнообразен по стилю, уделяет огромное внимание речи своих персонажей. Одна из ярких и, конечно, не случайных деталей романа заключается в том, что на одном п том же арго преступного мира говорят и шайка бандитов, прошедших тюрьму и каторгу и обсуждающих в одной из глав романа, как вернее добиться выкупа от семьи похищенного ими юноши, и — как это, на первый взгляд, ни удивительно — «золотая молодежь», отпрыски знатнейших дворянских семей, кутящие и бесчинствующие в самом центре Мадрида. Этот речевой параллелизм служит одним из средств воплощения замысла автора, проявляющегося уже в названии романа: «Двор чудес» — это, конечно же, описанный в романе двор испанской королевы Исабели II, и одновременно - его краткая и уничтожающая харак-

¹ В а л ь е-И н к л а н Рамон дель. Арена иберийского цирка. Т. I, Двор чудес. Пер. с исп. Б. Н. Загорского. М., 1936.

теристика: «дворами чудес» именовались в средневековой Франции и Испании притоны нищих, воров и разбойников. Переводчик, естественно, не должен упускать из виду эту деталь авторского замысла. В некоторых случаях это ему удается; в других, как мы увидим, он предпочитает ее не замечать.

В одном из эпизодов романа молодой маркиз Гонсалон де Торре-Мельяда вымогает деньги у дворецкого, поливая его оскорблениями. В его речи звучат и арготизмы: «...у me das, las beatas» «apoquina, y guardémonos mutuamente los secretos»¹. Переводчик не обращает на них внимания, передавая смысл просто разговорными фразами: «...и ты дашь мне денежки», «Выкладывай монету, и сохраним взаимные тайны». И напрасно, потому что экзотически звучащий глагол apoquinar будет слышаться не раз в разговорах шайки бандитов, действующей на землях родового поместья той же семьи Торре-Мельяда. Переводчик не обязан давать зеркальное отражение реплик, да часто это и невозможно, но какую-то арготическую окраску речи молодого маркиза он, на наш взгляд, должен был бы сообщить. Тем более, что несколькими страницами позже автор прямо указывает на попытки Гонсалона подражать манерам и речи бывалого преступника:

Gonzalón Torre-Mellada, Гонсалон Торре-Мель-

súbitamente decidido а яда с внезапной реши-

correrla, respondió, fin- мостью ответил, разыгры-

giendo el empaque de un вая бывалого преступника:

cumplido de la trena: — Ни пера, ни пуха!
— \Bien у lucidol

Позже переводчик делает попытку передать арготизмы, и диалог героев начинает звучать, если и не вполне так, как звучала бы в действительности речь компании пьяных хулиганов, то во всяком случае близко к ней:

—   ¡Estáte   alerta! А Ра-      — Держи   ухо    востро!
quiro le han echado el guan-         Пакиро   сцапали фараоны
te los guindas, y   vendrán а         и придут сюда искать вас.
buscaros.

— ¿Paquiro se ha be- — Пакиро слягавил?
rreado?

¹ V а 1 1 e-I п с 1 а п Ramón del. El ruedo ibérico. La corte de los milagros. М., Progreso, 1971.

— No se habrá   berreado        — Пакиро        слягавил
más   que   a   medias   pues      только наполовину,     по-
ha metido   el trapo а los     тому что сбил фараонов со
guindas,     llevándolos     al    следа и увел их в Суисо.
Suizo.

В другой части романа действие происходит на землях поместья Торре-Мельяда, на старой мельнице, ставшей притоном шайки вымогателей. Писатель не жалеет красок для того, чтобы подчеркнуть мрачность, «преступность» обстановки. Арготизмы вкраплены даже в авторскую речь, и ими буквально пестрит речь персонажей. Конечно, передать все ухищрения столь сложного авторского стиля, как стиль Валье-Инклана, невозможно, если же попытаться сделать это, текст будет звучать неестественно для русского читателя. Однако переводчик делает определенные и довольно успешные попытки передать арготическую речь персонажей:

Respondió un levante de Шквал голосов ответил:
voces:

— ¡Que el camastrón de — Пусть сквалыга-отец
su padre apoquine el lobetú выкладывает выкуп!

— ¡Que afloje la zainal — Пусть вывернет мош-

ну!

—    ¡Qandulazo, que   te        — Ты    сам суешь шею в
buscas el finibusterre! ¡El        петлю,   бездельник!   Твой
cutre de tu padre habillela        паршивый      отец затака-
el     sonacai en   tinajones!        рил рыжие в кубышку!

Хотя в переводе употреблен всего один арготизм («рыжие» в|значении 'деньги'), задача в целом переводчиком выполнена, так как реплики выдержаны в духе грубого просторечия, естественного в данной ситуации. Уместен в данном случае и абсолютно не литературный и малоизвестный глагол «затакарить», поскольку своей резко вульгарной окраской он способствует нагнетанию экспрессивности во фразе, а его значение совершенно ясно из контекста. Может быть, и можно было бы сделать реплики более «арготичными», но необходимый оттенок здесь во всяком случае ощущается.

К сожалению, в ряде других случаев переводчик предпочитает переводить «по денотату», ориентируясь только на смысл высказывания, и речь грубых и неграмотных полукрестьян-полубандитов начинает звучать, как речь

интеллигентов, с легким оттенком разговорно-фамильярного стиля: