13-15 вв.
- Эта миниистория венецианской литературы начинается в далеком 1271 г., когда
«мессер Марко Поло, образованный и благородный гражданин Венеции», погрузился на
корабль, отправлявшийся на Восток. Ему было только 16 лет, но он все равно
решил сопровождать отца Никколо и дядю Маттео, торговцев, в их очень
продолжительной экспедиции ко двору «Кубилая», «Большого Пса» Монголии. Их
путешествие, наверное, было единственным, которые люди Западной Европы
предприняли в той части света. К сожалению, возвращение домой не было радостным
для Марко Поло: в одном из многочисленных морских сражений между венецианцами и
генуэзцами путешественник был взят в плен солдатами Генуи. Но в тюрьме он
познакомился с одним писателем, Рустикелло из Пизы, который предложил
венецианскому путешественнику свою помощь в описании его путешествий. Так
появилась на свет «Книга о разнообразии мира», которая имела успех под
названием «Миллион», - таким было «домашнее» прозвище Марко Поло.
В годы, которые последовали за смертью путешественника,
Венеция больше занималась торговлей, чем литературой. Город остался почти
равнодушен к расцвету гуманизма.
Большим толчком к развитию словесности в Венеции было
появление в 1499 г. книги под названием «Hypnerotomachia Poliphili», напечатал
которую книгоиздатель Альдо Мануцио. Произведение это, гениальное - и
анонимное, было написано «макароническим» языком, смесью венецианского диалекта
и латыни. Однако успех этого языкового шедевра был очень скромным, хотя и
открыл собой один из самых интересных литературных периодов в истории города.
От Бембо до Гольдони: период наивысшего расцвета. - Печатник Альдо Мануцио
имел в своем арсенале еще одного незаурядного автора: Пьетро Бембо. Он родился
в Венеции, в знатной семье, в 1470 году. Этот писатель останется законодателем
литературных вкусов почти на столетие. Самое значительное произведение его
творчества - это «Проза на народном языке» (Le Prose della volgar lingua), вышедшее
в 1525 г., которой Бембо принял участие в многолетней дискуссии о том, каким
должен быть «вульгарный язык» (т.е. вульгарная латынь), которым следует
пользоваться в литературных произведениях. В своих суждениях на эту тему Бембо
даже выступил против языка, использованного Данте, предлагая, тем не менее,
свой, более прогрессивный вариант. И именно Бембо итальянцы обязаны тем
итальянским языком, на котором сегодня разговаривают. По другому пути пошел
Анджело Беолько (Angelo Beolco), прозванный Игривым. Он не был коренным жителем
Венеции, родился в Падуе в 1496 г. Его
прозвище происходило от имени крестьянина, который был главным героем его
театральных произведений, часто роль его исполнял сам Беолько, - поэтому и был
очень скоро отождествлен со своим персонажем. Самое известное его произведение
- «Парламент Игривого», представлявшее собой беспощадный рассказ о положении
крестьян во времена длительной и кровавой войны между Венецией и Францией.
Современником Беолько был анонимный автор «Венецианки»,
разудалой комедии на венецианском диалекте, показывавшей достоинства и пороки
(больше последние) жителей города. Произведение, кроме того что имело забавный
сюжет и было насыщено неожиданными сценическими ходами, интересно еще и тем,
что явилось поворотной точкой для культурной среды Венеции: между 1530 и 1540
гг. город переходит от простого заимствования, «импорта» театральных
произведений к созданию своих собственных.
Этому нововведению, без сомнения, поспособствовало
присутствие в городе Пьетро Аретино, который, как подсказывает его имя, был
уроженцем города Ареццо. После пребывания в Риме он приехал в Венецию в 1527
г., как раз чтобы отдать в печать свои комедии «Маршал» и «Придворная дама», из
числа самых значительных и успешных во всем
16 столетии. Успех последовал немедленно и был хорошо использован
автором, очень смышленым в отношении
того, как лучше использовать новые денежные ресурсы, полученные от публикации.
Решающим и очень удачным, в том числе и в плане денежном, оказалось тесное
сотрудничество Аретино с издателем Марколини. Кроме того, Аретино был способен
использовать «вульгарный» язык в той литературе, которую можно было бы с полным
правом назвать беспорядочной. К нему начали прислушиваться - и начали
побаиваться - власть имущие, над которыми он нередко смеялся. Не случайно его
называли «бичом князей».
Нет сомнения, что в то время в Венеции уже существовало
некоторое свободомыслие и свобода действий, - иначе нельзя было бы объяснить ни
творчество Аретино, ни бурный расцвет иных публикаций, которые в любом ином
месте были бы запрещены. Город в 17 в. стал важным издательским центром: кто бы
ни хотел особым образом оформить издание своих произведений и добиться, чтобы
они имели успех у публики, был обязан провести несколько часов в тени башни
Св.Марка. В городе уже насчитывались сотни издателей и столько же авторов,
которые пользовались их услугами.
Комедия.
- Театр уже стал всеобщим увлечением. Спектаклей было очень много, и почти все
«местного производства». Особый успех имели комедии на диалекте, которые часто
использовали постоянных персонажей и постоянные маски, - такие, например, как
Арлекин. Именно растущее число поклонников театра и потребности большого порта
привели к тому, что назрела необходимость упорядоченного распространения
новостей.
Журналистика. - Только в такой среде, какая создалась в
то время в Венеции, было возможным зарождение журналистики. В 1760 г., по воле
Гаспаро Гоцци, появилась на свет «Венецианская газета» (Gazzetta veneta),
которая выходила два раза в неделю почти на протяжении года. Она была построена
по образцу английских периодических изданий: рядом со статьями о «нравах»
города печаталась полезная информация для практической ежедневной надобности
жителей. (объявления экономического характера, реклама, обменные курсы). Именно
в «Газете» появились первые рецензии на комедию Гольдони «Крестьяне» (Rusteghi).
Карло Гольдони. - Гольдони родился в 1707 г. в семье врача, который хотел, чтобы сын
занимался тем же ремеслом. Но Карло уже в 13 лет убежал из дома и оказался на
суденышке главного комического актера одной из театральных трупп, которая
приезжала выступать в Венецию. Сняли его с судна только в Кьодже.
Этот случай из биографии говорит о многом, и прежде всего
о склонности будущего писателя к бунту. Эта черта характера проявилась в
комедии «Любезная женщина» (La donna di garbo, 1743). В 1750 г. комедиограф не
побоялся поспорить со своим соперником Пьетро Кьяри, что менее чем за год
напишет 16 новых комедий. Он написал их 17, в числе которых знаменитая
«Кофейня» (La bottega del caffe'). На первый взгляд, творческий «рецепт»
Гольдони прост: с одной стороны - традиция комедий на диалекте, с другой -
умение пристально наблюдать. Самым удачным примером такого смешения можно
назвать комедию «Арлекин, слуга двух господ» (Arlecchino, servitore di due
padroni).
Столетие перемен: 1750-1850. - Венецианская сцена, на которой оставил свой
определяющий след Гольдони, была очень живой. Достаточно вспомнить, что в
Венеции проживал Лоренцо да понте, либреттист Моцарта,- он провел здесь «два
года авантюрной распущенности». Кто понимал толк в распущенности, так это, без
сомнения, Джакомо Казанова, который в перерывах между любовными свиданиями
нашел время, чтобы написать свои интересные «Мемуары».
«Урок», преподанный Казановой, был воспринят Уго Фосколо,
который в 1793 г. поселился на Рива дельи Скьявони. Он провел в городе четыре
года и не однажды давал подтверждение своего незаурядного характера. Оставив
школьные занятия, он начал самостоятельно читать латинских и греческих
классиков, смог попасть в очень элитарный салон Изабеллы Альбрицци и даже
завязать с ней роман, - ему было шестнадцать лет, ей - тридцать четыре. В этот
период он написал знаменитую «Оду Бонапарту-освободителю», но «освободитель»,
вместо того, чтобы оправдать революционные надежды юного Фосколо, последовал
своей политической игре и гегемоническим целям, вследствие чего отдал Венецию
Австрии. Для молодого писателя это была тяжелая травма. Он перебрался в Милан и
занялся написанием романа «Последние письма Якопо Ортиса», на страницах
которого и выразил пережитое разочарование. Но пребывание в Венеции оставило в
судьбе Фосколо и другой след: он познакомился с Мелькиорре Чезаротти, одним из
предшественников романтизма. Тот был гувернером в одной аристократической
семье, салон которой постоянно посещал Фосколо. В 1760 году до Чезаротти дошли
сведения о нескольких английских «песнях Оссиана», опубликованных неким
Макферсоном. За шесть месяцев он перевел их и опубликовал в 1763 г.
«Стихотворения Оссиана» - таким было итальянское название, - и они сразу же
сделали его знаменитым. И все же Фосколо оказался обманутым: «оссиановы поэмы»
были одним из самых скандальных случаев литературной фальсификации последних
двух столетий. Макферсон представил их как перевод мифических и фрагментарных античных гаэльских поэм, хотя в
действительности речь шла большей частью об изобретении самого Макферсона.
Столетие подходило к концу, и уже сложилась
основа итальянского предромантизма. Именно в этот период родился в Пьемонте
Сильвио Пеллико, который вскоре сделал печально известным «свинец» (i Piombi)
Дворца Дожей. В книге «Мои тюрьмы» Пеллико рассказал о своем печальном опыте:
он был арестован 13 октября 1820 г. и вышел на свободу только в сентябре 1830
г.
В период романтизма Венеция оказалась в ситуации
абсолютного превосходства по отношению к другим городам, - не столько из-за
своей литературной продукции в узком смысле слова, а скорее потому, что под
портиком Прокураций назначали свои встречи многочисленные интеллектуалы, бывшие
в Италии проездом, в числе которых был и Байрон. Эта мода продлится до середины
следующего столетия.
Двадцатый век. - Почти полностью «иностранным» стал двадцатый век для города на
лагуне,- частично оттого, что не было итальянских авторов, которые родились бы
в Венеции или описывал бы ее красоты (за исключением Габриэле Д'Аннунцио), а
частично оттого, что слишком много было «проезжих», которые продолжали
приезжать на берега лагуны.
Как раз в 1900 г. был там Марсель Пруст, и с помощью
матери начал переводить с английского языка некоторые произведения Рескина,
автора знаменитой книги «Камни Венеции», и оттачивать свой литературный вкус.
Пребывание Пруста в Венеции было настолько удачным, что впоследствии нашло
отражение на страницах романа «В поисках утраченного времени»: «Почему же
образы Венеции дали мне достаточно радости и уверенности, чтобы сделать меня
безразличным к смерти?». Совсем другим было суждение Томаса Манна, который в
новелле «Смерть в Венеции» изобразил разрушающийся город. Герой новеллы,
немецкий писатель Густав фон Ашенбах, после целой жизни, проведенной в рамках
жесткой дисциплины, чувствует притяжение этого города, описанного как
умирающий, находящийся под властью холеры.
В числе последних выдающихся гостей Венеции был Эрнест
Хемингуэй, который в 1948 г. останавливался в отеле «Гритти». Он любил, чтобы
его называли «папой» и выпивал несколько стаканчиков «Монтгомери» (один из
крепких сортов мартини) в баре «Гарри».
Несмотря на то, что городская «сценография» очень
отличалась от тех необжитых мест, которые предпочитал писатель в своих
произведениях, однажды он признался переводчице своих романов Фернанде Пивано:
«Сидеть на Каналь Гранде и писать, вблизи тех мест, где когда-то творили г-н
Байрон, г-н Браунинг и г-н Д'Аннунцио вызывает у г-на Папы ощущение, что он нашел
то место, которое ему было нужно».
© С.В.Логиш, 2001
