ИСТОРИЯ ВСЕМИРНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

В 9 т. М.: Наука, 1983-...

Литература Италии - XIX в.

266

ПОЭЗИЯ

В итальянской поэзии конца XIX — начала XX в. наблюдается необычное многообразие школ и стилевых направлений, которые, развиваясь одновременно, находятся в резком противостоянии друг с другом. При этом предшествующая поэтическая традиция или существенно переосмысляется, или целиком отвергается во имя принципиально новой эстетики.

«Гарибальдийский лев» Джозуэ Кардуччи вплоть до своей смерти в 1907 г. остается апостолом героического национального классицизма, который, однако, в его позднем творчестве постепенно проникается иными веяниями. Характерен в этом смысле уже сборник «Варварские оды», который в своем заключительном варианте («Из варварских од») вышел в 1893 г. Здесь классицистическое совершенство формы уже не пронизано бунтарским духом Рисорджименто. В позднем сборнике «Рифмы и метры» (1901) использование античной традиции сочетается с парнасской тенденцией гармонизации противоречий. В тот же самый период итальянская декадентская критика предпринимает настоящий поход против «устаревшего» Кардуччи — певца освободительной борьбы, антиклерикала и сатирика, «вдохновенного поэта республиканского патриотизма» (Луначарский).

Первой творческой реакцией против кардуччианского классицизма была поэзия Д’Аннунцио. Уже в его сборниках конца 80-х — начала 90-х годов («Рифмованное интермеццо»; «Изоттео» и др.), где влияние Кардуччи еще сказывается, античные реминисценции приобрели вызывающую, подчас эротическую телесность. В «Римских элегиях» (1891) Д’Аннунцио воспел уже не древний Рим с его славою, как это делал Кардуччи, а архитектурные памятники барокко, привлекавшие его антиклассицистской асимметрией, эстетикой дисгармонии. В «Поэме райской безмятежности» (1893) поэт расстается с классической формой, здесь явственно влияние символизма. Позже Д’Аннунцио поэтически воплотил свой националистский миф о сверхчеловеке-завоевателе в «Морских одах» и стилизованных «Песнях о заморских деяниях» (1911).

Лирический дар Д’Аннунцио раскрылся в его лучшем поэтическом произведении — «Хвалебные песни небу, морю, земле, героям». Первые три книги этого цикла стихотворений были созданы в 1903—1904 гг., четвертая — в 1912 г., пятая — незавершенная — опубликована посмертно. Третья книга, «Алкиона», справедливо считается вершиной д’аннунцианской лирики. Для нее характерно проникновенное ощущение природы, в слиянии с которой расцветает лирическое чувство. Стих и метрика в «Алкионе» свободны от изощренности, прозрачны, просты. Преобладающее настроение — мягкая грусть, мечта о счастье — воплощено в образах и ассоциациях, почерпнутых из мира природы. Так, в стихотворении «Фьезоланский вечер» незримое присутствие любимой женщины ощущается в трепете листвы, затухающем свете сумерек, вечернем покое сельской местности. Через пейзаж поэт выражает свое душевное состояние.

Одно из лучших стихотворений «Алкионы» — «Пастухи» — проникнуто любовью к родной земле Абруцц, где пастыри, по древнему обычаю, перегоняют осенью стада с гор на равнины. Такие стихи, впрочем, только оазис в пустыне д’аннунцианской риторики. Не случайно

267

они оказались близкими — и по настроению, и по стилистике — творениям выдающегося поэта Джованни Пасколи, чья поэтика решительно противостоит и суровому классицизму Кардуччи, и декадентскому эстетству Д’Аннунцио.

Джованни Пасколи (1855—1912) учился в Болонском университете у Кардуччи, чью кафедру унаследовал после его кончины. В юности Пасколи был близок анархистскому движению, но позднее отошел от политической деятельности.

Уже в первом поэтическом сборнике Пасколи «Тамариск» (1891) определились основные черты его индивидуальности. У Пасколи живое, непосредственное восприятие природы вызывает богатую гамму чувств и переживаний. Печальная элегическая тональность, мотивы предчувствия смерти и таинственность природы и бытия — все эти образы войдут и в последующие поэтические его сборники «Песни Кастельвеккьо» (1903), «Первые маленькие поэмы» (1904), «Новые маленькие поэмы» (1909).

Свою поэтику Пасколи изложил в своеобразном эстетическом трактате «Дитя». По мнению Пасколи, поэтичность мира раскрывается в его вещном облике, который надо увидеть по-детски непосредственно, без рассудочности, со свежестью первого впечатления. Поэзии подобает быть спонтанной, интуитивной, подобно образу мира, создающемуся у ребенка, который говорит с животными и растениями, звездами и облаками, прислушивается к сказкам и легендам. «Поэт — это поэт, — пишет Пасколи. — Он не оратор и не проповедник, не философ и не трибун, не придворный и не государственный деятель; не боец с мечом и щитом и не артист, чеканящий по не принадлежащему ему золоту» (эти стрелы нацелены в Кардуччи и Д’Аннунцио). Для поэта всего важнее его чувство и видение. И как дитя, он не может все выразить понятиями, прибегает к знаку, звуку, цвету, чтобы передать невыразимое.

Импрессионистская по духу поэтика определяет тональность и стилистику основного корпуса стихотворений Пасколи. Он чутко улавливает суггестивность явлений природы и умеет запечатлеть их в эмоциональных образах. Пейзажи его насыщены светотенью, богаты оттенками красок и звуков. Пасколи наполнил новым содержанием многие традиционные мотивы лирической поэзии. Характерно стихотворение «Родина» из его сборника «Тамариск»; здесь нет ни пышных реминисценций, как у Кардуччи, ни трескучего красноречия д’аннунцианского «сверхчеловека». У Пасколи родина — это цикады, стрекочущие в жарком воздухе, стук молотилки в поле, серебристый голос вечернего колокола. В «Первых маленьких поэмах» особенно явствен мотив поэзии обыденности, радостей и горестей простых людей, скромной обстановки крестьянской жизни, народных обычаев и верований.

Иллюстрация:

Фронтиспис А. Де Каролиса
к сборнику стихотворений Дж. Пасколи
«Кармина»

1914 г.

Итальянские критики до сих пор спорят о Пасколи, то причисляя его к декадентам, то целиком его от декадентства отделяя. Истина, по-видимому, лежит меж этими крайними точками зрения. Безусловно, существует определенная связь между Пасколи и французскими поэтами «конца века». Она сказывается в субъективизме и эскапизме, в стремлении оградить поэзию от гражданственной и общественной тематики, в общей меланхолической настроенности и мотивах неизбежности смерти, неразрывно сплетенной с жизнью. Однако Пасколи чужда безнадежная философия мироздания. Он находит в мире много прекрасного — красоту природы, радости семейной жизни. Его поэзия не знает тем одиночества и отчужденности, она несет в себе высокое этическое

268

начало, призыв к взаимопониманию и состраданию, непримиримость к эстетству. В лучших стихотворениях Пасколи импрессионистическое стремление к недосказанности, недоговоренности создает тончайшие переливы настроений, неуловимый поэтический подтекст. В этом смысле наиболее родственна Пасколи, пожалуй, лирика Фета. Русского и итальянского поэтов сближает всеобъемлющее лирическое восприятие природы, которая становится частью человеческой души.

Не все в поэзии Пасколи равноценно. В «Пиршественных поэмах» (1904) он попытался вложить в античные мифы современное содержание: его Одиссей и Ахилл — воплощения горьких вопросов, обращенных к судьбе. Но подлинного слияния «древнего и нового» не произошло. В «Одах и гимнах» (1906) Пасколи стремился откликнуться на события современности, но такая поэзия не была его стихией. Правда, у Пасколи звучат мотивы тревоги за судьбу мира, который охвачен соперничеством и враждебностью. Но социально-этические идеи не простираются далее «христианского социализма» и своего рода сентиментальной филантропии. «Канцоны короля Энцо» (1908) — попытка исторического эпоса — просто неудачны. Завершил свою поэтическую деятельность Пасколи бесхитростными «Италийскими поэмами» (1911), в которых сумел с присущим ему лиризмом и искренностью передать чувство любви к родине, хранящееся в сердцах простых людей Италии, которые были вынуждены в поисках счастья покинуть свою страну.

Лирическая созерцательность Пасколи, его глубокое проникновение в мир природы выводят лучшие произведения поэта из круга декадентской литературы, они сохраняют значение плодотворной национальной традиции.

Камерность, поиски простоты и естественности характерны и для творчества многих поэтов, получивших название «сумеречников». Этот термин был впервые употреблен критиком Дж. Борджезе в рецензии на сборник стихотворений поэтов М. Моретти, Ф.-М. Мартини и К. Кьяве, отмеченных грустным ощущением мира, притушенными красками и интонациями. В их поэзии достаточно сильно сказывается воздействие французских школ — Парнаса и символизма.

Как и Пасколи, «сумеречники» избирают материалом своей поэзии обыденность в ее скромном, непритязательном обличье, придавая мелочам жизни символическое значение. Лишенная порывов и энтузиазма повседневность передается медлительными ритмами, неяркими тонами. Порой в стихотворение вторгаются грезы о чем-то, ради чего стоит жить, впрочем, сопровождаемые сознанием их эфемерности. Для этой школы всего характернее ирония, питаемая постоянно чувством тщеты иллюзий, пустоты окружающей жизни. Этому содержанию соответствуют и формальные поиски «сумеречников», которые прозаизируют поэзию, отказываясь от традиционной метрики. Метафоры и сравнения заземляются, слово утрачивает суггестивность, становится четко однозначным по смыслу. Все эти особенности целенаправленно противостоят фальшивой помпезности, риторической поэтизации модных мифов. Поэты-«сумеречники» не приемлют ни Кардуччи, ни Д’Аннунцио, но их позиция — не противоборство, а эскапизм.

Наиболее одаренным поэтом-«сумеречником» был Гуидо Гоццано (1883—1916), в чьем творчестве своеобразно переплетаются лирическая и сатирическая струи. Гоццано в известной степени унаследовал язвительность кардуччианской насмешки, и это сказалось на его сатирах, пародиях и эпиграммах. Поэт высмеивает быт и нравы высшего общества родного Турина, самодовольство и духовную ограниченность буржуа, невосприимчивых к красоте и искусству. В лирике Гоццано смело прибегает к смешению стилевых пластов, сочетая прозаическую деталь с мечтательностью.

Основные сборники стихотворений Гоццано — «Путь изгнания» (1907) и «Беседы» (1911). Его поэтический мир — явления как бы второстепенные, лежащие на обочине. Гоццано стремится заново открыть их поэтичность. Очень показателен в этом отношении цикл стихотворений «К синьорине Феличита» (здесь — игра слов: felicita по-итальянски «счастье»). Поэт испытывает глубокую, спокойную привязанность к не очень красивой девушке-провинциалке, окруженной тривиальными предметами домашнего быта:

Ты некрасива в скромном обаянье,
Почти по-деревенски ты одета.
В твоем лице, о доброе созданье,
И в рыжих волосах — сиянье лета...
Я вижу снова этот рот вишневый
(Когда ты ешь и пьешь, он так широк)...
Квадратное лицо и лоб безбровый,
Слегка веснушчатый...

(Перевод И. Н. Голенищева-Кутузова)

Форма свободна от тяжеловесности классицистического канона, а женский образ — от всякой аллегоричности. Сравнения почерпнуты из обыденности, ритм спокоен и даже однообразен. Всеми средствами Гоццано поэтизирует мир простой реальности.

Многое роднит «сумеречников» с поэтами-«герметиками», выступившими в 20-е годы. И те

269

и другие избрали «путь изгнания» — ухода в собственный поэтический мир как в убежище. В этом смысле название первого сборника Гоццано «Путь изгнания» довольно точно выражает общую тенденцию итальянской поэзии первой половины XX в. Для «сумеречников» в преддверии первой мировой войны таким убежищем был круг смиренных чувств и скромных ценностей, простота формы и неприукрашенность слова. «Герметики» в обстановке восторжествовавшего фашизма стремились укрыться от реальности, прибегая к осложненной ассоциативности образа, прячась в «раковине каракатицы» (название первого сборника стихотворений Э. Монтале). И в этом и в другом случае поэты спасали лирическое чувство от враждебного антипоэтического мира. Утрат на этом «пути изгнания» было много, но развитие итальянской поэзии после 1945 г. показало, что она сумела уберечь гуманистичность национальной поэтической традиции, в которой «сумеречники» также занимают свое место.

Не случайно один из поздних «сумеречников», Коррадо Говони, внес свой вклад в поэзию итальянского Сопротивления, как это сделали и «герметики» Монтале, Унгаретти, Квазимодо, обретшие в освободительной борьбе итальянского народа новое дыхание.

269

Оглавление          Наверх           Biblio Italia