Джузеппе Томази ди Лампедуза

ГЕПАРД

Лампедуза Томази Дж. ди

Гепард: Роман/Пер. с ит. Е.Дмитриевой; предисл. Е.Солоновича - М.: Иностранка: 2006. - 335 с.

© Giangiacomo Feltrinelli Editore Milano, 1969, 1974, 2002, 2006

 

ОРИГИНАЛ

 

«Леопард» возвращается

 

  В далеком 1961 году Издательство иностран­ной литературы опубликовало роман Джузеп­пе Томази ди Лампедуза «Леопард». Помню не­доумение коллег-итальянистов (и свое соб­ственное) по поводу заглавия, которое книга получила в русском переводе. Почему «Леопард», когда автор на­звал свое сочинение «И Gattopardo»¹ ? Этот вопрос, уви­дев книгу, я задал ее переводчику Г.С. Брейтбурду открыв­шему имя итальянского писателя огромной читатель­ской аудитории, какой была тогда многонациональная страна, занимавшая одну шестую часть мира. «А мно­гим ли известно, что такое «гепард»?» — услышал я в ответ.

По роману, быстро ставшему знаменитым в Италии и в других странах, вскоре был снят фильм. Режиссер картины Лукино Висконти пригласил для участия в нем Клаудию Кардинале, Берта Ланкастера, Алена Делона, и кадры из картины с их участием украшают с тех пор об-

1     Гепард (шпал).

5

 

ложки рада не только итальянских изданий романа, по­ложенного в основу фильма, но и изданий на других язы­ках. Унас фильм, удостоенный в 196 3 году Золотой Паль­мовой ветви Каннского фестиваля, известен под тем же названием, что и вышедший двумя годами раньше рус­ский перевод романа, — «Леопард». Киноверсия Вискон­ти во многом способствовала последующему успеху кни­ги, который позволяет говорить о ней без натяжки как о культовом произведении итальянской литературы XX века.

Сорок пять лет, прошедшие со времени выхода русско­го перевода книги, сделали у нас из романа Лампедузы если не забытую, то редкую книгу: нетрудно предполо­жить, что чувствительная часть тиража поступила в свое время в библиотеки советских республик и теперь уце­левшие (уцелевшие ли?) в них экземпляры находятся за границей (то же самое можно сказать о личных библио­теках в странах Балтии и Закавказья, в Молдавии и Ук­раине, в других странах так называемого ближнего за­рубежья).

Желание привлечь к роману новое поколение рус­ских читателей закономерно. При этом вопрос о пере­издании старого перевода отпал по той, прежде всего, причине, что он был выполнен с первого итальянского издания, в котором очень быстро обнаружились разно­чтения с рукописями и машинописью, чью подлинность удостоверяла авторская правка и сделанная рукой авто­ра надпись на заглавной странице «Гепард (полный)». Итак, «Леопард» возвращается к русскому читателю, и возвращается не только в новом переводе, основанном на каноническом тексте оригинала, но и под новым за­главием — «Гепард».

6

 

Джузеппе Томази ди Лампедуза (1896 — 1957) не узнал прижизненной славы: вслед за издательским домом Мондадори» роман безвестного писателя отвергло из­дательство «Эйнауди», и когда решение о публикации приняли в издательстве «Фельтринелли», автора уже не было в живых. Роман вышел из типографии 11 ноября 1958 года и с тех пор выдержал в Италии немногим ме­нее ста изданий. Книгу, отмеченную в следующем году престижной литературной премией «Стрега», изучают в итальянских школах, студенты филологических фа­культетов пишут о ней дипломные работы. Только в Ита­лии библиография критических исследований о рома­не насчитывает сотни названий. Переведенная вскоре во Франции, Германии, Англии, книга сразу обеспечила себе успех у критиков и в этих странах, подкрепленный интересом многочисленных читателей. Луи Арагон, по­святивший Лампедузе две статьи в еженедельнике «Леттр франсэз» (номера от 23 декабря 1959 г. и от 18 февраля 1960 г.), увидел в «Гепарде» «один из великих романов ны­нешнего века, один из великих романов всех времен».

Джузеппе Томази был последним по отцовской ли­нии потомком аристократического рода, восходящего, как считают некоторые из биографов писателя, к нача­лу Восточной Римской (Византийской) империи. Сын Джулио Томази, князя ди Лампедуза, и Беатриче Маст-роджованни Таска Филанджери ди Куто, он станет Джу­зеппе Томази ди Лампедуза, получив право на титул кня­зя ди Лампедуза в 1934 году, после смерти отца, и уже под этим именем войдет в историю литературы.

Будущий писатель родился в Палермо. Полученное им воспитание было типичным для отпрыска знатного сицилийского рода: оно не готовило к определенной профессии, но закладывало основы большой культуры.

7

 

Хотя оставленное прадедом значительное состояние по­степенно таяло, семья располагала еще достаточными средствами, освобождавшими будущего писателя от фи­нансовых забот. Он чувствовал себя одинаково хорошо в родовом дворце князей Лампедуза в Палермо и в родо­вом дворце князей Филанджери ди Куто в Санта-Марге-рита-Беличе, где с детства проводил самое жаркое вре­мя года. Он мог позволить себе, поступив в 1915 году на юридический факультет Римского университета и вер­нувшись к учебе после Первой мировой войны, сдать всего один экзамен и больше в это учебное заведение не возвращаться. Перерыв в занятиях, не будь которого Лампедуза, по всей вероятности, благополучно завершил бы университетский курс в Риме, был вызван призывом в армию. В сентябре семнадцатого года его отправили на фронт, а уже в октябре он оказался в австро-венгерс­ком плену. Бежал из лагеря военнопленных, но был пой­ман. Предпринятый год спустя новый побег оказался удачным. В 1920 году Лампедуза записался в Генуэзский университет, но ушел и из него. В 1942 году сорокапяти­летний князь станет студентом теперь уже филологичес­кого факультета Палермского университета, однако и на этот раз ненадолго, поскольку быстро поймет, что уни­верситетская наука ничего не прибавит к его широким гуманитарным знаниям. Рано проявившаяся любовь к чтению дала Джузеппе Томази культурный кругозор, ко­торому искренне завидовали потом все, кто говорил с ним о книгах. Умение осмыслить прочитанное сформи­ровало вкус, а знание языков сократило путь к произве­дениям французских, английских, немецких авторов. В двадцать лет он настолько поражал окружающих эруди­цией, что двоюродные братья переименовали его в «Монстра», и он так серьезно воспринял это шутливое

8

 

прозвище, что ставил его в качестве подписи под адреcованными им письмами и открытками. Три статьи, опубликованные Джузеппе Томази в 1926 — 1927 годах на страницах генузского журнала «Труды и дни», дают представление о вкусе их автора в молодости: он высо­ко ставит Китса, Йейтса, Джойса, Шоу, из французов — Бодлера и Анатоля Франса, из итальянцев — Петрарку, Леопарди, Д'Аннунцио, из русских — Лермонтова, Тол­стого, Достоевского.

Страсть к путешествиям открыла любознательному сицилийцу Англию, Францию, Германию, Австрию. В 1925 году будущий писатель знакомится в Англии с приемной дочерью своего дяди маркиза Пьетро Томази делла Торретта баронессой Александрой Алисой Вольф, живущей в Латвии, и в 1927 году навещает ее в Стамери-ене, родовом поместье Вольфов, повторяя эту поездку в 1931 году. В 1932 году Джузеппе Томази и Александра Алиса Вольф сочетаются браком в Риге. В 1984 году риж­ский журнал «Даугава» опубликовал статью латвийско­го документалиста Г. Пиесиса, которому удалось устано­вить некоторые подробности их венчания. Оно состоя­лось в рижском православном храме Благовещения, и в церковной записи имена молодых значатся как Алексан­дра Борисовна и Иосиф Юльевич. У Лиси (домашнее имя Александры Алисы), бывшей подданной Российской им­перии, — латвийское гражданство, и до конца 1939 года она по-прежнему много живет в Риге и Стамериене, куда приезжает теперь из Палермо вместе с мужем, но чаще одна. Когда в июне 1940 года в Латвии устанавливается советская власть, Лиси уже в Сицилии: сигналом к отъез­ду из Латвии послужило заключение секретного дого­вора между СССР и Германией, известного как пакт Мо-лотова — Риббентропа. Она возвращается в Латвию еще

9

 

один раз — в 1941 году, когда Прибалтику оккупирова­ли немецкие войска, возвращается, чтобы через год, пос­ле начала советского наступления, покинуть ее теперь уже навсегда.

В 1940 году Муссолини объявил войну Великобри­тании и Франции — странам, чья культура была особен­но дорога будущему автору «Гепарда». До этого Лампе­дузу успели призвать в армию, но военная служба для него продолжалась недолго, и, если не считать первых нескольких недель в Риме, проходил он ее в родном Па­лермо и неподалеку — под Трапани. Демобилизованный по состоянию здоровья, Лампедуза вернулся к привыч­ной жизни обеспеченного человека, который может по­зволить себе проводить многие часы за чтением, неред­ко возвращаясь к книгам, прочитанным в молодости, и пересматривая порой прежнее о них мнение. Вечерами он и Лиси, по воспоминаниям последней, читают вслух на пяти языках стихи любимых поэтов и отрывки из лю­бимых прозаических книг. Время от времени Лампеду­за навещает в Капо-д'Орландо двоюродных братьев — Казимиро и Лучо Пикколо, особенно дорожа обществом Лучо, большого любителя и знатока литературы. В Па­лермо у него нет таких собеседников, и осенью 19 5 3 года он предлагает знакомому студенту юридического фа­культета Франческо Орландо брать у него бесплатные уроки английского языка и английской литературы (в воспоминаниях о Лампедузе Орландо объяснил этот шаг желанием вырваться из «интеллектуального одиноче­ства»). К способному юноше присоединяются еще не­сколько молодых людей, в том числе Джоаккино Ланца, которого Лампедуза со временем усыновит. Учитель тщательно готовится к каждому занятию, создает соб­ственную методику преподавания английского языка,

10

 

пишет лекции по литературе. За английским курсом сле­дует курс французской литературы, и снова каждая из написанных лекций представляет собой глубокое лите­ратуроведческое исследование, складывается в цикл, до­стойный публикации, как доказывают изданные посмер­тно «Лекции о Стендале».

В 1954 году Лучо Пикколо печатает за свой счет скромную книжечку стихов и дерзает отправить ее са­мому Монтале, будущему нобелевскому лауреату. Мон-тале книга понравилась, и, когда ему предложили пред­ставить кого-нибудь из молодых поэтов в программе «Литературных встреч» в Сан-Пеллегрино-Терме, на се­вере Италии, он остановил свой выбор на Пикколо, не подозревая что «молодой» поэт разменял уже шестой десяток Сопровождать двоюродного брата в Сан-Пел­легрино-Терме вызвался Лампедуза, и принято считать, что, не будь этой поездки, не было бы и «Гепарда». Сици­лийскому князю, чувствующему себя уверенно только в привычной среде, Монтале и другие знаменитости, ко­торых прежде он знал исключительно по книгам, пока­зались важными, как «французские маршалы», но, раз­говаривая с ними, он увидел, что не уступает им в эруди­ции и что его литературные оценки интересны авторитетным собеседникам. Ободренный этим откры­тием, Лампедуза в конце того же пятьдесят четвертого года садится за свой роман; не исключено, что на реше­ние заняться беллетристикой повлиял отчасти и успех Лучо (в отношениях между двоюродными братьями все­гда присутствовало шутливое соперничество).

О скромности первоначального замысла свидетельство­вало намерение автора назвать свое сочинение «Один День из жизни сицилийца». «Это будут двадцать четыре

11

 

часа из жизни моего прадеда в день высадки Гарибаль­ди», — говорил он Джоаккино Ланце, приступая к рабо­те над первыми страницами. Однако скоро Лампедуза произносит фразу, из которой явствует, что время дей­ствия начатого повествования не ограничится одними сутками: «Написать «Улисса» я не способен». И история князя Фабрицио Корберы ди Салина, чьим геральдичес­ким знаком является поднявшийся на задние лапы ге­пард, получает продолжение.

Исследователи «Гепарда» обратили внимание на то, что автор разделил свой роман не на главы, а на части, желая подчеркнуть этим самостоятельность отдельных сегментов, на которую указывают даты в начале каждо­го из них. Роман не сразу сложился в известном читате­лям виде. На каком-то этапе автор считал книгу завер­шенной, когда в ней было четыре части, соответствую­щие первой, второй, седьмой и восьмой частям окончательного варианта (на этом этапе Лампедуза оп­ределял свое сочинение как «цикл новелл»). Вторая часть со временем была разбита на две, а эпизод поездки пад­ре Пирроне в Сан-Коно и знаменитая по фильму Вис­конти сцена бала были написаны и вставлены в роман позже.

Итак, в прототипы героя романа автор выбрал Джу-лио Фабрицио Томази ди Лампедуза, и причиной этого выбора могло быть сходство с прадедом, которое он на­ходил в себе. Через два поколения автор «Гепарда» уна­следовал интерес прадеда к астрономии и математике, его скептический ум, любовь к уединенным размышлени­ям, непрактичность человека, принадлежащего к «роду тех, кто за века так и не научился сложению своих дохо­дов и вычитанию расходов», пессимистический взгляд на будущее Сицилии и на единство Италии. Элементы

12

 

автобиографизма в образе дона Фабрицио признавал и сам писатель: «Дон Фабрицио выражает мои мысли» и «в сущности, протагонист — это я сам». Автопортрет писателя, «одновременно лирический и критический», увидел в доне Фабрицио и «крестный отец» первого из­дания «Гепарда» известный прозаик Джорджо Бассани, предваривший книгу восторженным предисловием.

Исходная и конечная хронологические точки пове­ствования — 12 мая 1860 и первая декада мая 1910 года. Эти пятьдесят лет отмечены судьбоносными для Сици­лии и для всей Италии событиями: высадкой гарибаль-дийской «Тысячи» на Сицилии и предательством идеа­лов свободы, за которые боролся Гарибальди, концом власти Бурбонов на острове в результате августовского плебисцита 1860 года и присоединением бывшего Ко­ролевства Обеих Сицилии к Пьемонту (Сардинскому ко­ролевству), официальным созданием 17 марта 1861 года единого итальянского государства во главе с представи­телем Савойской династии Виктором Эммануилом II. Ре­альные события служат автору дополнительным мате­риалом для лепки характеров, без которого дон Фабри­цио, Танкреди, отец Анджелики и сама Анджелика, честный Чиччо Тумео и осмотрительный иезуит падре Пирроне не были бы теми жизненными персонажами, какими видит их уже третье поколение читателей.

Публикация «Гепарда» пришлась на то время, когда неореализм в Италии исчерпал себя и тон в оценках про­изведений литературы задавали критики, связывавшие закат неореализма с кризисом романа как жанра. Сто­ронники неореалистической риторики привыкли к ра­бочим, крестьянам, скромным служащим, профсоюз­ным вожакам, партизанам в роли литературных героев и враждебно отнеслись к титулованному протагонисту,

13

 

объявив дона Фабрицио ретроградом и аморальной личностью (при этом признавались такие, например, стилистические достоинства романа, как лиризм или как диапазон иронии — от мягкой до горькой, до ядовито-беспощадной). Никогда еще в истории итальянской ли­тературы ни один роман не вызывал такой полемики. В первых откликах на «Гепарда» неожиданно обнаружи­лось сходство позиций у критиков левой и правой ори­ентации, коммунисты и близкие им по духу оказались в одном лагере с католиками, дружно приписав автору романа неверие в прогресс, в ценность человеческой жизни, обвинив Лампедузу в непонимании историче­ской важности объединения Италии. Против крайнос­ти подобных оценок решительно возражали те, для кого пессимизм автора и его главного героя оправдывала ло­гика положения, в которое их поставила жизнь. У сосло­вия дона Фабрицио нет будущего. При всем своем высо­комерии, при всем презрении к мужлану Седаре, князь понимает закономерность его претензий, отдает долж­ное его проницательности и умению приспособиться к новым условиям. Сам дон Фабрицио, Гепард, Лев, как он себя называет, отказывается играть по чужим правилам, что, впрочем, не мешает ему поощрять амбиции люби­мого племянника, быстро сообразившего, куда дует ве­тер (сначала князь смиряется с намерением Танкреди присоединиться к гарибальдийцам, а затем способству­ет его женитьбе на дочери Калоджеро Седары, богатого мэра Доннафугаты).

Лампедуза написал не исторический, а психологи­ческий роман: исторические вехи расставлены в книге не столько для читателя, сколько для действующих лиц. «Я принадлежу к несчастному поколению на грани ста­рого и нового времени, одинаково неуютно чувствую-

14

 

щему себя и в том и в другом», — говорит дон Фабрицио. Это заявление продиктовано сознанием классовой об-реченности, бессилия и потому нежелания что-либо из-менить, предчувствием краха, равносильного физичес­кой смерти. Слова молитвы, которую дон Фабрицио чи­тает в начале романа («Ныне и в час нашей смерти...»), отзываются безнадежным эхом в заключительной фра­зе последней, восьмой, части, являющейся, по существу, вторым из двух финалов (первый финал — эпизод смер­ти князя): чучело дога Бендикб отправляется в мусорную кучу вслед за псевдореликвиями. Настойчивый мотив смерти, проходящий через все повествование, обрыва­ется на самой трагической ноте.

Уход дворянства со сцены открывает дорогу ново­му классу — буржуазии, седарам, и только наивностью, только близорукостью можно объяснить требование в этих обстоятельствах оптимизма от трезво мыслящего представителя феодальной аристократии. Роли участни­ка исторических событий дон Фабрицио предпочитает роль стороннего наблюдателя, скептически оцениваю­щего возможность перемен к лучшему в привычном мире. «Князь Томази ди Лампедуза, — писал итальянский критик М. Аликата в предисловии к русскому изданию романа 1961 года, — сумел воплотить свое видение мира в образе главного героя — князя Салины, в образе жи­вом и могучем. Автору удалось создать образ, обладаю­щий необычайной пластической выразительностью, сложный и противоречивый образ человека, которому присущи горячая любовь к жизни, к природе, к своему прекрасному городу Палермо, но также глубокая чело­веческая тоска... приводящая его... к поискам мира и по­коя в физическом слиянии с природой, которую он ис­следует, изучая движение звезд и глубину космоса...»Учи-

15

 

тателя не вызовет сомнения достоверность психологи­ческого портрета дона Фабрицио, естественного и в проявлениях чувственности, и в своем антидемократиз­ме, и в жалости к убитому на охоте животному, и в не­принужденности, с какой он высказывает собственные убеждения. Незаурядность личности князя находит, быть может, лучшее подтверждение в беседе с шевалье, в от­казе от сенаторства, в объяснении характера сицилий­цев. Нужно убедить пьемонтца в правоте дона Фабри­цио, и писателю помогают в этом знание и чувство ис­тории, знание и чувство природы, искусство обобщения, вкус к слову, внутренний метроном, обеспечивающий ритмическую палитру Как зрелого мастера характери­зуют Лампедузу строки, посвященные одному из факто­ров, сформировавших характер его земляков: «...это ландшафт — либо приторно- мягкий, либо непременно суровый, без полутонов, которые действовали бы успо­каивающе, как подобает ландшафту края, созданного для жизни разумных существ; это остров, где считанные мили отделяют ад в окрестностях Рандаццо от райской, но по-своему не менее опасной красоты таорминского залива; это климат, шесть месяцев в году изводящий нас сорокаградусной жарой. Посчитайте сами, шевалье: май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь — шесть раз по тридцать дней, когда солнце висит на головой. У нас та­кое же длинное и тяжелое лето, как русская зима, только боремся мы с ним менее успешно; вы этого еще не знае­те, но у нас про зной можно, как про холод, сказать: лю­тый. Если бы хоть один из этих шести месяцев сицили­ец трудился в полную силу, он израсходовал бы столько энергии, что в другое время года ему хватило бы ее на три месяца работы. А вода? Воды или нет, или приходит­ся возить ее из такой дали, что каждая капля оплачена

16

 

 

каплей пота. Кончается засуха — начинаются затяжные дожди, от их буйства шалеют высохшие реки, и животные и люди тонут там, где две недели назад погибали от жажды. Суровый ландшафт, жестокий климат, бесконеч­ные трудности».

Рваная композиция романа позволяет автору уде­лять то большее, то меньшее внимание персонажам вто-го и даже третьего плана, время от времени оживляя повествование введением новых действующих лиц. По­ниманию отдельных сюжетных линий, оценке характе­ра и поступков того или иного из героев романа помо­гает подчас намек на событие, не имеющее прямого от­ношения к основному действию, или мимолетное упоминание о ком-то далеком или даже ушедшем давно из жизни (к примеру, образ Анджелики значительно про­играл бы без истории ее покойного деда Пеппе Дерьма). Одно из главных свойств искусства Лампедузы — по­этическое видение. Ночной Палермо, сады, архитектур­ные формы и улицы Доннафугаты, монастыри, путевые картины, ожидание благодатного дождя, встречи дона Фабрицио со звездами и встреча со смертью в образе прекрасной дамы описаны с подлинно поэтической вы­разительностью. Сочность языка обеспечивают роману любовь автора к метафоре и порой избыточное при­страстие к многослойным сравнениям, что сообщает стилю «Гепарда» подчеркнутую тяжеловесность, пыш­ность, барочность, особенно заметную в описаниях ин­терьеров. Внимание к детали в убранстве виллы Салина под Палермо и дворца в Доннафугате выдает носталь­гию автора по безвозвратно утраченному теперь уже его собственному прошлому. Чувственное восприятие ат­мосферы этого прошлого насыщает место действия зву­ками, красками, запахами. Автор «Гепарда» пишет свой

17

 

роман для себя, прощаясь с миром, где он — последний князь ди Лампедуза. Но для него важно, чтобы его про­щальный роман прочли другие. В предисловии к послед­ним изданиям «Гепарда» Джоаккино Ланца Томази ци­тирует завещание своего приемного отца: «Я хочу, что­бы сделано было все возможное для публикации «Гепарда» (надлежащая рукопись содержится в единой тетради большого формата); разумеется это не означа­ет, что книга должна быть издана за счет моих наслед­ников, — я считал бы это большим унижением».

Сицилия обогатила итальянскую и мировую культуру известными произведениями литературы, музыки, жи­вописи. Здесь родилась поэзия на итальянском языке (знаменитая сицилийская школа, сложившаяся при дво­ре Фридриха II, с 1197 года короля Сицилии); отсюда родом два нобелевских лауреата — Луиджи Пиранделло и Сальваторе Квазимодо; книги Джузеппе Верги и Лео­нардо Шаши переведены на все главные языки; «Норму» и «Сомнамбулу» Беллини ставят в лучших оперных те­атрах мира; известные европейские и американские музеи имеют в своих экспозициях картины Ренато Гут­тузо. Пример этих сицилийцев выбивает почву из-под ног у тех, кому Сицилия представляется исключительно инкубатором мафии. Таким примером по праву можно считать и автора «Гепарда».

Е.Солонович

18

         Наверх   Содержание    Tomasi di Lampedusa   '900   Biblio Italia