ИВАН КЛУЛАС

ЛОРЕНЦО ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ

М.: Молодая гвардия, 2007. – 260 [12] с .: илл. (Жизнь замечательных людей)

Перевод осуществлен по изданию: Ivan Cloulas. Laurent le Magnifique. Paris: Fayard, 1997

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

НАСЛЕДНИК

 

Глава 5

ОСТРИЕ КИНЖАЛА

 

Убийство Галеаццо Марии Сфорцы

 

«Смелее! Смерть страшна, но слава бессмертна! Не по­меркнет память о моем деянье!»

Этот клич стоявшего на эшафоте юноши Ольджати раз­летелся по всей Италии. Приговоренный к растерзанию жи­вьем, глядя в лицо палачу, он встречал смерть с гордостью: ведь 26 декабря 1476 года он убил тирана Галеаццо Марию Сфорцу. В заговоре с ним была горстка молодых аристокра­тов. Они ставили целью восстановить древние вольности и

132

 

наделялись, что эту благородную цель с восторгом поддер­жит население. Надежда их оказалась тщетной.

Покушение не привело в мятежу. Наоборот: двоих убийц народ задушил на месте. Люди без всякого ропота смотрели на страшную казнь Ольджати. Привыкшие к нужде и лише­ниям, они равнодушно наблюдали, как грызутся сильные мира сего.

В то время случалось много подобных бунтов и все они терпели крах: восстания Джироламо Джентиле в Генуе в ию­не 1476 года, Никколо д'Эсте в Ферраре в сентябре, Лодовико Моро и его братьев в Милане в 1477 году. Усиление личной власти, ее узурпация одним кланом или одной по­литической партией, деспотизм, возведенный в систему, ос­тавляли оппозиции единственный путь к государственным постам: кровавое преступление.

 

Вражда Медичи и Пацци

 

Во Флоренции тирания правящей партии по отношению к противникам выражалась в многочисленных притеснени­ях, отстранении от публичных должностей, а главное — в разорении благодаря дополнительному налоговому обложе­нию. Чтобы уберечься от них, было необходимо вступить в союз со всевластными Медичи. Такую игру уже много деся­тилетий вели и Пацци. Это был древний дворянский род, а торговлей его представители занялись после принятия Уста­новлений справедливости. В 1434 году они стали союзника­ми Козимо и влились в «народную» партию.

Глава рода Андреа Пацци в 1439 году являлся членом синьории. Это был богатейший банкир и меценат. На его деньги Брунеллески в 1429—1442 году построил капеллу Санта-Кроче, с тех пор известную под названием капеллы Пацци. Он принимал в своем доме короля Рене Анжуйско­го и стал его другом. Двое из пяти его сыновей были гонфалоньерами справедливости: Пьеро в мае 1462 года (после возвращения из Франции, куда он ездил в качестве посла с поздравлениями Людовику XI), а Якопо в январе 1469-го. Якопо был старшим сыном и после смерти отца стал главой семьи. Поскольку детей, кроме одной незаконной дочери, у него не было, состояние его переходило к детям братьев Пьеро и Антонио. Козимо Медичи считал союз с этими бан­кирами почетным и выгодным, хотя они часто конкуриро­вали с ним. Свою внучку Бьянку, сестру Лоренцо, он выдал замуж за Гильельмо Пацци, сына Антонио. Другой сын Ан-

133

 

тонио, Франческо, прозванный за малый рост Франческино, был главой римского филиала банка Пацци. Он дал Сиксту IV ссуду в 30 тысяч дукатов на покупку графства Имола для Джироламо Риарио, в которой отказали Медичи. Папа не остался в долгу: Медичи лишились своих привиле­гий в Риме. Монополия на импорт квасцов и депозитарий папской казны перешли к Папам. Нечто подобное случалось и раньше, но тогда папа оказывал покровительство банки­рам своего родного города, что считалось обычным и нор­мальным: ведь банкир был как бы членом семьи святейше­го в широком смысле слова.

Медичи не могли смириться с тем, что привилегии полу­чила семья, находившаяся под их политической властью. Это означало, что папа считал Пацци первым из именитых семейств Флоренции. Тогда логично было бы, чтобы и в са­мом городе при поддержке папы они захватили политиче­скую власть. Лоренцо почувствовал опасность и принял меры. Франческо Пацци вызвали во Флоренцию, чтобы предъявить обвинение в государственной измене: ему стави­ли в вину, что он позволил Имоле выйти из-под власти Флоренции, а Джироламо Риарио — создать там государст­во, представлявшее определенную опасность для Тосканы. Франческо благоразумно скрылся.

Тогда Медичи нанесли удар по его брату Джованни, же­натому на Беатриче, единственной дочери очень богатого горожанина Джованни Борромео. После смерти отца Беат­риче унаследовала все его имущество. Лоренцо решил его отобрать. Он провел закон, по которому в случае смерти без завещания имущество отходило к ближайшим родственни­кам мужского пола, а дочери исключались из наследования. В 1474 году было объявлено, что закон о наследовании име­ет обратную силу. Поскольку Борромео завещания не писал, его состояние было отобрано у его дочери и передано пле­мяннику Карло — креатуре Медичи.

 

Подготовка заговора Риарио и Пацци

 

Пацци жаждали мщения, но не могли сами составить за­говор против своих могущественных врагов. Семья папы Сикста была к ним благосклонна, но, чтобы побудить Риа­рио действовать, требовались важные причины, и вскоре они появились. Гибель Галеаццо Марии Сфорцы лишила Джироламо Риарио поддержки, необходимой для становле­ния нового герцогства в Имоле. Смуты из-за миланского на-

134

 

следства рано или поздно привели бы к тому, что Флорен­ция лишила бы Риарио их государства.

Инцидент, случившийся летом 1477 года, сделал намере­ния Флорентийской республики явными. По тайному сове­ту Лоренцо кондотьер Карло Фортебраччо, нанятый Вене­цией, напал на Сиенскую республику. Расчет был прост: Сиена будет вынуждена обратиться за помощью к Флорен­ции, а та установит в Сиене свой протекторат. Тогда Тоска­на, наконец-то объединившись, превратится в очень силь­ное государство, которое без труда возвратит земли, отнятые у него Риарио.

Разгадав этот маневр. Сиена обратилась к Риму и Неапо­лю, и те прислали ей войска. Фортебраччо был отбит, и ре­зультат получился противоположный тому, которого ожидал Лоренцо: возникла лига Сиены, Рима и Неаполя против Флоренции. Мышка стала кошкой. Риарио стал подумывать о том, что неплохо было бы иметь такую столицу, как Фло­ренция: он собирался превратить Тосканское государство в собственное королевство.

Тогда-то он и прислушался к доводам Франческо Пацци: физическое устранение Лоренцо и его брата Джулиано ста­новилось первым шагом в осуществлении этого замысла. Риарио решил прибегнуть к услугам Нации. В случае успе­ха он рассчитывал избавиться от товарищей, которым был бы слишком многим обязан.

Франческо Пацци и Джироламо Риарио заключили со­глашение, не раскрывая своих планов папе. Они нашли пре­восходного помощника — архиепископа Пизы Франческо Сальвиати. Прелат враждовал с Лоренцо, который ставил препоны его карьере, и ненавидел весь род Медичи: он не простил им того, что Козимо отправил его семью в изгна­ние. Все трое решили прежде всего заручиться согласием Якопо Пацци — главы семьи, жившего во Флоренции. Тогда было бы легче убедить папу и его союзника, неаполитанско­го короля, в том, что покушение отвечает желаниям флорен­тийских магнатов и всего народа. Первая попытка Франчес­ко уговорить дядю оказалась неудачной: старый банкир осторожничал. Он не хотел рисковать, пока Святой престол оставался в стороне. К тому же один из его племянников, Ренато, славившийся здравым смыслом, убеждал его, что Лоренцо своей беспечностью запутал все дела и вскоре обан­кротится. Надо было только немного подождать: с богатст­вом и кредитом Медичи потеряли бы и власть в государстве.

Но заговорщики ждать не собирались. Когда Франческо привез ответ Якопо, они решились посвятить в дело Сикста IV.

135

 

Пана уже был настроен против Лоренцо. Не составило большого труда убедить его, что Медичи — узурпатор Фло­ренции. Он одобрил низвержение Лоренцо, но с условием, что переворот обойдется без кровопролития. Его племян­ник Джироламо потребовал полной гарантии, что если и случится человекоубийство, святейший дарует убийцам прошение.

«Ты зверь, — ответил ему Сикст. — Еще раз говорю тебе, что не желаю ничьей смерти». Но на прощание он благосло­вил заговорщиков и пообещал им помочь «вооруженной си­лой или любыми другими средствами, если понадобится».

Вместе с заговорщиками на папской аудиенции, присут­ствовал кондотьер Святого престола Джанбаттиста де Монтесекко, свойственник Джироламо Риарио. Вначале Монтесекко не желал участвовать в этом деле, но его удалось убедить, когда он увидел, что папа одобряет замысел. Он ре­шил, что успеха можно добиться легко: папской и неаполи­танской армиям помогут сами флорентийцы. В их ненавис­ти к Лоренцо, которого ему расписали страшным тираном, кондотьер не сомневался. Теперь следовало установить связь с недовольными, прежде всего с Якопо I Киши Решили, что с этим никто не справится лучше Монтесекко: он был в кур­се намерений папы и точно знал, какими силами тот распо­лагает. Вскоре ему представился предлог явиться во Фло­ренцию. Синьор Фаэнцы Карло Манфреди тяжело заболел и пожелал уладить все споры с соседями. Он владел землей Вальдесено, на которую претендовал и Джироламо Риарио. Святой престол послал Монтесекко разобраться в деле на месте и разрешить спор. Он должен был остановиться во Флоренции и посоветоваться с Лоренцо — такова была его официальная миссия. На самом деле ему было поручено подготовить покушение на братьев Медичи, установив кон­такт с нужными людьми.

Лоренцо радушно встретил кондотьера, разговаривал с ним приветливо и учтиво. Его любезность произвела впечат­ление на Монтесекко. Он задумался, как можно поднять ру­ку на столь приятного человека, так непохожего на отврати­тельное чудовище, о котором он был наслышан и который к тому же выказывал дружеские чувства к графу Риарио. Но, как дисциплинированный солдат, Монтесекко отогнал от себя эти мысли и из дворца Медичи направился прямиком к Якопо Пацци. Старый банкир был один: его племянник Франческо уехал по делам в Лукку. Возможно, старик ото­слал его, чтобы легче было отклонить предложения заговор­щиков. Он отказался принять кондотьера у себя, но согла-

136

 

сился прийти к нему в гостиницу, что не так его компроме­тировало.

При встрече Монтесекко передал ему папское благосло­вение и рекомендательные письма от Франческо Сальвиати и Джироламо Риарио. Старик прочел их, но остался непре­клонен: «Навязались эти молодчики на мою голову! Они хо­тят хозяйничать во Флоренции, да я и без них знаю, как мне быть. Ничего не хочу слышать об этих делах».

Монтесекко перешел в атаку. Он подробно рассказал об аудиенции, во время которой Сикст IV поддержал смену власти во Флоренции. Он доказывал, что вернейший способ добиться этого — убить Лоренцо и Джулиано: именно так решили папский племянник с архиепископом Пизанским после аудиенции.

Пацци задумался и пообещал сообщить Монтесекко свое решение, когда тот. исполнив свою миссию в Романье, воз­вратится во Флоренцию. Кондотьер вернулся в город через несколько дней. Его радушно приняли Лоренцо и даже Джу­лиано, после чего он отдохнул на вилле Кафаджоло. Однаж­ды ночью он отправился к Якопо Пацци, у которого застал и Франческо. Старый банкир все обдумал и решил, что до­статочно будет убить одного из братьев Медичи. Это убий­ство, считал он, разбудит оппозицию. Противники режима совершат переворот и выгонят из городских советов и госу­дарственных органов сторонников партии Медичи. Случай для исполнения задуманного обязательно представится. Один из братьев должен будет поехать в Пьомбино для пе­реговоров о женитьбе Джулиано на дочери местного синьо­ра — можно будет воспользоваться этой поездкой. Или же можно вызвать Лоренцо в Рим и убить его по дороге. Но Франческо Пацци считал, что надо избавиться от обоих бра­тьев во Флоренции, когда они отправятся на свадьбу, на турнир или в церковь, куда обычно ходили без оружия и ох­раны. На том и порешили. Монтесекко поехал в Рим уведо­мить графа Риарио.

Чтобы подавить сопротивление сторонников Медичи и не дать им бежать, надо было загодя окружить флорентийскую территорию. Этот план в основном был составлен в Риме. Войска неаполитанского короля, стоявшие в Сиен­ской области, должны были выдвинуться к флорентийской границе. Папское войско сосредоточивалось у Перуджи под предлогом осады Монтоне — замка Карло Фортебраччо. Один из папских кондотьеров Джанфранческо де Толентино собирал подкрепление в Имоле, а другой, Лоренцо Джустини — в Читта ди Кастелло. Войска начинали действовать

137

 

лишь по сигналу архиепископа Сальвиати и Франческо Пацци, которые занимались подготовкой убийства двух Ме­дичи. Тем временем Якопо Пацци, прожженный плут, игрок и богохульник, приводил в порядок свои дела. Каждый день он помогал бедным, отдавал долги, возвращал товары, от­данные ему на хранение, и об этом знал весь город. Свое имущество он под видом вкладов передал в монастыри, уби­вая тем двух зайцев: заботился о спасении души в случае ги­бели и гарантировал сохранность состояния в случае изгна­нии. Большинство его родственников было уведомлено о заговоре и согласилось в нем участвовать. Только Ренато, самый благоразумный из племянников Якопо, и Гильельмо, зять Лоренцо Медичи, держались в стороне. Первый, испу­гавшись, уехал в деревню, а второй уже давно старался не иметь дел со своими родственниками.

Устроив все дела, Монтесекко вернулся во Флоренцию. Лоренцо, проявляя к нему дружелюбие, был уверен, что кондотьер поможет восстановить нормальные отношения с Риарио и папой Сикстом. Сердечно приняв кондотьера и ничего не подозревая, он даже допустил в город солдат Монтесекко. набранных якобы для взятия Монтоне. Архи­епископ Сальвиати и Франческо Пацци втайне собирали го­ловорезов с помощью надежных людей: брата и кузена ар­хиепископа; Якопо Браччолини — запутавшегося в долгах сына гуманиста Поджо Браччолини; авантюриста Бернардо Бандини Барончелли; Наполеоне Францези — клиента Ги­льельмо Пацци; наконец, двоих священников — Антонио Маффеи, уроженца Вольтерры, и Стефано де Баньоне, ка­пеллана Якопо Пацци, преподававшего латынь его незакон­ной дочери.

 

Покушение в соборе

 

Убийц нашли — оставалось только поставить капкан. Семнадцатилетний Рафаэле Сансони, внучатый племянник Сикста IV, учился каноническому праву в Пизе. В декабре 1477 году двоюродный дед специально для него учредил ти­тул кардинала Риарио. В 1478 году юный кардинал решил отправиться к месту своего назначения в Перуджу. Архиепи­скоп Сальвиати вызвался проводить его до Флоренции, где сам монсеньор намеревался навестить больную мать. Фран­ческо Пацци, банкир папы, попросил своего дядю принять кардинала в Монтуги, на своей вилле близ Флоренции. Ме­дичи, чтобы не остаться в долгу, пригласили юного прелата

138

 

к себе на виллу Фьезоле. В составе многочисленной карди­нальской свиты в город проникли и заговорщики.

Проще всего было убить обоих братьев во время пира. Но Джулиано на охоте повредил ногу и остался во Флоренции. Поэтому исполнение замысла откладывалось. Дело было в субботу 25 апреля.

Пацци и архиепископ Сальвиати предложили кардиналу попроситься в гости во дворец на Виа Ларга. Лоренцо с удо­вольствием согласился его принять. Было условлено, что кардинал отслужит воскресную мессу в соборе, а потом при­дет со свитой на пир к Медичи. Ночью заговорщики распре­деляли роли. Однако утром все карты спутала новость: Джу­лиано послал к кардиналу сказать, что все еще нездоров и не будет на пиру, однако пойдет в собор. Итак, оставалась единственная возможность убить обоих братьев сразу — во время мессы. Собрался новый тайный совет, на котором бы­ло решено сделать это в тот момент, когда священник объ­явит окончание мессы.

Франческо Пацци и Бернардо Бандини должны были за­колоть Джулиано, а Джанбаттиста де Монтесекко — Лорен­цо. Но кондотьер был человек совестливый (хорошее отно­шение Лоренцо к нему уже заставило его дрогнуть) и к тому же глубоко верующий. Он отказался проливать кровь перед Богом на алтаре. Заменить его вызвались два священника. Антонио Маффеи и Стефано де Баньоне, которых кощунст­во нисколько не смущало.

Это было в воскресенье перед Вознесением. В собор Санта-Мария дель Фьоре пришло много народа. Монтесек­ко с тридцатью арбалетчиками и пятьюдесятью копейщика­ми расчистил юному кардиналу проход на хоры, куда вско­ре подошел и Лоренцо. Заговорщики оторопели: Джулиано не было. Франческо Пацци и Бандини отравились за ним во дворец, находящийся неподалеку. Шутками и лестью они уговорили его пойти в собор. Молодой Медичи был легко одет и не носил шпаги, чтобы не тревожить больную ногу. Франческо как бы в шутку ощупал его и убедился, что на нем нет кольчуги. Джулиано немного удивился (он знал, что Пацци ему враги), но решил, что приезд кардинала Риарио — знак скорого мира, и доверчиво дал отвести себя на хоры.

И вот над толпой прозвучало настоятельское «С миром изыдем». Братья Медичи направились к выходу. Когда Джу­лиано оказался против капеллы Санта-Кроче, кинжал Бан­дини, блеснув как молния, вонзился ему в грудь. Тот заша­тался и рухнул. Франческо Пацци яростно набросился на лежащую жертву и нанес Джулиано такое количество ударов

139

 

и с такой силой, что сам себя серьезно ранил в ногу. Джулиано был уже мертв. В это время с другой стороны от хоров Лоренцо оказался зажатым между двумя священниками — своими убийцами. Антонио Маффеи. прежде чем нанести удар, положил ему руку на плечо. От этого Лоренцо момен­тально обернулся. Кинжал порезал ему шею, но не поранил всерьез. Вырвавшись из рук клириков, Лоренцо накинул на левую руку плащ, чтобы отбивать удары, вытащил шпагу, вскочил на решетку хоров, пробежал мимо главного алтаря и вместе с двумя родственниками, Антонио и Лоренцо Ка­вальканти, укрылся в новой ризнице. Полициано с друзьями закрыли за ним тяжелую бронзовую дверь.

Взбешенные Франческо Пацци и Бернардо Бандини тщетно пытались догнать Лоренцо. Бандини заколол Фран­ческо Нори, который бросился ему наперерез. Но Лоренцо наглухо заперся в ризнице. Поскольку кинжал священника мог быть отравлен, Антонио Ридольфи вызвался высосать кровь из раны и принять смерть. Легкой повязки из первых попавшихся тряпок хватило, чтобы остановить кровь.

Люди разбегались из собора во все стороны. Брошенный на полу труп Джулиано истекал кровью. Юный кардинал Риарио, бледный от страха, убежал с хоров к алтарю. Собор­ные клирики укрыли его в одной из капелл. Позже два чле­на Совета восьми вывели его оттуда и взяли под арест. Убийцы бросились наутек. Двух священников сразу пойма­ли, и толпа расправилась с ними на месте. Прочим удалось на время скрыться. Бандини, поняв, что дело провалилось, до смерти перепугался, вскочил на коня и во весь опор по­мчал к границам Тосканы. Он добрался до Константинопо­ля и нашел там убежище, но ненадолго: год спустя Лоренцо добился у Мехмеда II его выдачи, и 29 декабря 1479 года он был повешен на оконной решетке Барджелло. Там его видел и зарисовал Леонардо да Винчи.

Франческо Пацци, серьезно раненный, отправился пере­вязать рану в родовой дворец, послав узнать, что делают другие заговорщики во дворце синьории.

 

Попытка захвата Дворца синьории

 

Архиепископ Сальвиати и Якопо Браччолини во время совершения покушения в соборе должны были захватить синьорию, прогнать приоров и создать повстанческое пра­вительство. Сначала все шло по плану. Старый дворец охра­нялся маленьким гарнизоном. Архиепископ оставил внизу

140

 

Браччолини с частью спутников, собственными родственни­ками и примерно тремя десятками жителей Перуджи, из­гнанных из города, которым Пацци пообещали возвращение на родину, а сам поднялся по лестнице в бельэтаж, сказав, что должен передать синьории послание от папы. Было еще очень рано. Приоры и гонфалоньер справедливости Чезаре Петруччи (тот самый, что восемь лет назад, занимая долж­ность подесты в Прато, подавил заговор Нарди) завтракали. Архиепископа с группой спутников впустили в канцелярию. Там прелат оставил сопровождающих и прошел в комнату, где его должен был встретить гонфалоньер. Выходя из кан­целярии, он неосторожно толкнул дверь, и та захлопнулась автоматически, так что свита оказалась запертой. Встретив­шись с Петруччи, архиепископ растерялся и лишь пробор­мотал что-то невнятное. Он все время поглядывал на дверь, из-за которой должны были появиться вооруженные люди. Гонфалоньер сразу понял, что дело нечисто. Выйдя в кори­дор, он крикнул коллегам и слугам, чтобы те не зевали. Тут он столкнулся с Якопо Браччолини. который забеспокоил­ся, почему нет сигнала от архиепископа, и поднялся сам разведать обстановку. Его появление подтвердило подозре­ния гонфалоньера; он накинулся на злоумышленника, не дав тому вытащить из ножен шпагу, схватил его за волосы и закружил. Подбежали слуги и приоры, вооруженные тем. что нашлось на кухне: ножами и вертелами. Браччолини связали, а вместе с ним и прелата. Гонфалоньер велел забар­рикадировать двери верхнего этажа. Перуджинцев, запертых в канцелярии, и горстку людей, пробивавшихся с первого этажа, тотчас зарезали и выбросили из окон, а архиепископа, его брата, кузена и Браччолини повесили на оконных рамах. Однако остальные заговорщики удерживали первый этаж. Тогда гонфалоньер и приоры позвали на помощь народ, уда­рив в набат на дозорной башне и подняв большое знамя Флоренции (Гонфалон справедливости). Слуги синьории тем временем кидали из окон верхнего этажа все, что попа­далось под руку, отгоняя сторонников Пацци, решивших взять приступом старый дворец.

 

Крах заговора и репрессии

 

Франческо Пацци, находившийся во дворце дяди, узнав о непредвиденном развитии событий, не мог оставаться в бездействии. Как он ни был слаб, как ни истекал кровью, но велел посадить себя на коня, надеясь поднять бунт и в

141

 

последний раз попытаться овладеть ситуацией. Но Франческо совсем не мог держаться на ногах, и его снова уложили в постель. Тогда он стал умолять дядю Якопо действовать вместо него. Старый банкир знал, что все уже напрасно. Но, желая показать, что не трус, он вскочил на коня и во главе сотни всадников поскакал к синьорин с традицион­ным кличем «Народ и свобода!». Однако горожане уже по­няли, что мятеж провалился. Лоренцо живым и здоровым вышел из ризницы и вернулся к себе во дворец. Синьория была за Медичи. Раздались крики: «Palle, Palle!» — «Шары, Шары!» Со всех сторон люди сбегались под герб Медичи. Вскоре под всеобщий вопль «Смерть предателям!» началась кровавая расправа над заговорщиками. Двух священников, покушавшихся на убийство Лоренцо, толпа уже давно рас­терзала. Масса народа хлынула во дворец Пацци. Франческо вытащили с окровавленного ложа, голым приволокли к синьории и повесили на одном окне с архиепископом Сальвиати.

Всех, на кого указывали как на друзей Пацци, перебили без разбора. Их трупы волокли по улицам, головы насажи­вали на пики.

Это было лишь началом репрессий. Их не избежал ни один член семьи Пацци. Самый умеренный из всех, Ренато, не чувствуя себя в безопасности на вилле, бежал в деревню, переодевшись крестьянином. Встречные опознали его; Ре­нато схватили, отправили во Флоренцию и бросили в тем­ницу. Там он встретился со стариком Якопо, с которым слу­чилось то же самое: он бежал, но был узнан крестьянами в Апеннинах. Через четыре дня после заговора оба они были осуждены на смерть и немедленно повешены. Тело Якопо после смерти претерпело еще много надругательств. Его по­хоронили в семейном склепе, но месяц спустя извлекли от­туда и в знак презрения зарыли под городской стеной. На другой день дети выкопали его и оттуда; расчлененное тело проволокли на веревке, подвесили на заборе и, наконец, бросили в Арно. В нескольких милях от города другие ребя­тишки выловили останки, повесили на иве, поколотили палками и опять бросили в воду. Позднее фрагменты тела находили под мостами в Пизе.

Даже те из Пацци, кто не участвовал в заговоре, были осуждены на изгнание или заключение в тюрьме Стинке ли­бо в крепости Вольтерра. Галеотто Пацци, переодевшись женщиной, укрылся в Санта-Кроче. Но его обнаружили, как и Джованни Пацци, спрятавшегося в монастыре дельи Анджели. Лоренцо пощадил только своего зятя Гильельмо, по-

142

 

просившего убежища во дворце Медичи. Разлучив с женой и детьми, его выслали в окрестности Флоренции, где ему было велено жить не ближе пяти и не дальше двадцати миль от города, чтобы в случае чего без труда арестовать и судить. Затем ему дали возможность незаметно бежать, и Гильельмо удалось добраться до Рима в надежде, что супруга выхлопо­чет ему прощение.

Все подозреваемые в помощи заговорщикам были нака­заны: братьев Якопо Браччолини отправили в изгнание, а Пьеро Веспуччи, обвиненного в том, что помогал бежать Наполеоне Францези, посадили в Станке.

В течение месяца было вынесено множество приговоров, в том числе около ста смертных. Проявив жестокость, Ло­ренцо и его друзья восстановили спокойствие. Кондотьеру Монтесекко, после того как его признательные показания были записаны, отрубили голову. Немногочисленные солда­ты, сопровождавшие его, разбежались. Другие папские кон­дотьеры, Лоренцо ди Кастелло, находившийся в Валь ди Тевере, и Джанфранческо де Толентино в Романье, готовились вторгнуться во Флоренцию, чтобы утвердить власть Пацци. Узнав о провале заговора, они немедленно от этого намере­ния отказались. Но папа и король Неаполя решили не от­ступать. Неаполитанская армия вторглась в Тронто, а пап­ская расположилась в окрестностях Перуджи.

Угроза окружения флорентийской территории привела к возобновлению террора. Началась долгая война между Сикстом IV и королем Фердинандом, с одной стороны, и Ло­ренцо — с другой, ставшая воплощением флорентийского сопротивления.

Лоренцо устроил любимому брату пышные похороны при большом стечении народа. В церкви Сан-Лоренцо на всеобщее обозрение в открытом гробу было выставлено те­ло, пронзенное двадцатью одним ударом кинжала, как тело Цезаря. Незадолго до убийства молодой Медичи зачал неза­конного ребенка от женщины из семьи Горини, соседки ар­хитектора Сангалло. Через несколько месяцев после смерти отца родился мальчик, получивший имя Джулио. Лоренцо воспитал его вместе со своими детьми не как племянника, а как сына. Пацци же после всех казней были наказаны пуб­личным бесчестьем. 22 мая было постановлено, что их слав­ный герб, полученный в первом Крестовом походе — пять крестов и два дельфина, — будет сбит со всех зданий, где он до тех пор красовался.

Перекресток, с давних пор именовавшийся Канто деи Пацци, утратил это название. Переименовали и древний,

143

 

весьма популярный обычай «тележка Пацци». С тех пор как предок этого рода, некий Паццо, в 1099 году участвовал во взятии Иерусалима, в ночь на Светлое воскресенье по горо­ду возили телегу с тремя камнями, привезенными им от Гроба Господня. Из этих камней высекали искру, от кото­рой зажигались огни для иллюминации храмов. Обычай не упразднили, но запретили любые упоминания о проклятом семействе.

Тем, кто остался в живых, пришлось сменить фамилию и герб. Всякий, взявший в жены кого-либо из потомства Андреа Пацци, навечно лишался права занимать государственные и почетные должности. Наконец, преступников заклеймили еще одним обычным в то время знаком позора: синьория поручила Сандро Боттичелли за 40 флоринов изобразить их повешенными на окнах Дворца синьории. Беглый Бернардо Бандини, до времени избежавший наказания, на картине удостоился подписи:

Иуда новый именем Бандини,

В храме святом убийца вероломный —

Я бунтовщик и жду позорной казни.

Памфлетисты упражнялись в поношениях осужденного семейства. Оппозиция благоразумно молчала. Только Аламанно Ринуччини в начале 1479 года посмел тайно сочи­нить трактат «О вольности», где объявил Пацци мученика­ми свободы наравне с убийцами герцога Миланского. Их бунт он представил как восстание против тирана — Лоренцо Медичи. Но в действительности Пацци, как и убийцы Сфорцы, тщательно подготовив внешнеполитическую поч­ву своего переворота, ничего не сделали, чтобы заинтере­совать в нем народ. Во Флоренции, как и в Милане, про­стые люди быстро поняли, что заговорщики хотят лишь занять место существующей власти, заменить одну дикта­туру другой, а обездоленные слои населения от этого ниче­го не получат. Поэтому они решили остаться верными Ме­дичи и. в частности, Лоренцо. которого хотя бы уважали за внешний блеск.

После всеобщего траура по Джулиано было предписано принести благодарственные обеты небесам за чудесное спа­сение старшего брата. Синьория приказала выставить в церквях его изображения. Три таких портрета были заказа­ны Андреа Верроккьо. При помощи модельщика Орсино скульптор выполнил три восковые фигуры в натуральную величину на деревянном каркасе, скрепленном тростинками и склеенном навощенной тканью. Голова, руки и ноги ку-

144

 

кол были окрашены масляной краской в телесный цвет. Сходство получилось поразительное. Одну из этих фигур в той самой одежде, что была на Лоренцо в соборе во время покушения, выставили у августинцев на улице Сан-Галло, другую, в «лукко», длинном плаще высокопоставленных флорентийцев, — в церкви Благовещения, третью — в Санта-Мария дельи Анджели.

Кроме того, дабы оставить память о событии и дать знать о нем в дальних краях, Лоренцо велел скульптору Бертольдо выбить медаль со своим профилем на одной стороне

и профилем Джулиано на другой. Над портретом Джу­лиано была надпись "Luctus publicus" («Всеобщая скорбь»). Ниже изображены соборные хоры в тот момент, когда свя­щенник оканчивал мессу, а убийцы пронзали юношу кин­жалом. На другой стороне над портретом Лоренцо было выбито: "Salus publicus» — «Общественное благо». Здесь изо­бражено неудачное покушение злоумышленников на Лоренцо. Таким образом, медаль свидетельствовала о продол­жении правления Медичи на благо государства. Спасшись от смерти, Лоренцо получил легитимность, которой ему прежде недоставало. Народ встал на его сторону, защитил и приветствовал так, словно он был законным государем Флоренции, а Пацци — цареубийцами. Именно так толко­вал случившееся и французский король Людовик XI в собо­лезновании, посланном синьории 12 мая 1478 года. В этом послании король извещал также о прибытии во Флоренцию своего ближайшего советника и канцлера Филиппа де Ком-мина, владетеля Аржантона и сенешаля Пуату, для обсуж­дения того, как лучше наказать ответственных за злодея­ние - пришла пора нанести удар по тем, кто из Рима и Неаполя направлял кинжалы убийц.

145

Содержание          Наверх           Biblio Italia