ЧАСТЬ
ТРЕТЬЯ
ХОЗЯИН ФЛОРЕНЦИИ
Глава
3
ЧАСЫ МЕЧТАНИЙ
Роспись Сикстинской капеллы — триумф флорентийских мастеров
Следствием примирения Флоренции с Римом стало создание бесценного
произведения искусства.
В 1475
году папа Сикст
IV
начал перестраивать большую
капеллу Ватикана, примыкавшую к папской резиденции со стороны
базилики Святого Петра. Именно в ней собирались консистории и
конклавы, проходили папские мессы и торжественно оглашались
постановления. Сикстинская капелла
находилась на втором этаже дворца и сообщалась с покоями понтифика.
Она замышлялась одновременно как тронный зал и как храм.
Весьма аскетичная архитектура этого помещения длиной
тридцать метров, шириной тринадцать и высотой двадцать метров
призвана была прославлять величие хозяина дворца.
Но
величие наместника Христова не могло утверждаться лишь восславлением
его земной власти: оно должно было
свидетельствовать о власти
Того, на Ком зиждилась власть посредника
между Небом и землей. Программа росписи капеллы
предусматривала две серии фресок: жизнь Христа и параллельная ей
жизнь Моисея — ее ветхозаветный прообраз.
Руководителем работ папа избрал тридцатидвухлетнего умбрийца Пьетро
Вануччи, родившегося в окрестностях Перуджи, из-за чего он и был
прозван Перуджино. Но масштаб предприятия требовал участия многих
художников. Ни один
город,
кроме Флоренции, не мог дать столько живописцев,
194
способных воплотить этот замысел. Как только кончилась война,
синьория и Лоренцо послали трех своих соотечественников
в помощь Перуджино, который работал с ними вместе еще в мастерской
Верроккьо.
Сорокадвухлетний маститый художник Козимо Росселли
заканчивал тогда фреску в монастыре Благовещения. Доменико
Бигорди по прозвищу Гирландайо и Сандро Филипепи,
носивший прозвище Боттичелли (тому и другому было около тридцати
лет), только что завершили прекрасные фрески в монастыре Оньисанти.
27 октября 1481 года все они получили папский заказ. Вместе с
Перуджино мастера подрядились написать десять фресок за
полгода. Первые четыре фрески были сданы в январе 1482 года; каждую
оценили в 250 дукатов. Всего
было написано двенадцать фресок в нефе
и три над главным алтарем. Эти фрески («Рождество», «Вознесение»,
«Обретение Моисея в корзине») принадлежат
Перуджино; позднее поверх них
Микеланджело написал «Страшный суд».
Работа спорилась. У каждого мастера была команда помощников.
Например, у Перуджино служил молодой Пинтуриккьо, у Росселли —
мальчик Пьеро ди Козимо. Когда началась Феррарская война, дело
застопорилось: папа выступил на стороне Венеции против Флоренции, и
флорентийцы в Риме опять стали нежелательными гостями. Лоренцо
отозвал своих послов, и 14 мая 1482 года они покинули Рим. Вместе с
ними на родину вернулся и Гирландайо,
вскоре он женился, а затем снова
уехал в Рим, чтобы закончить
работу. Но флорентийским художникам в Риме стало совсем неуютно, и
осенью они отбыли на родину. Папе пришлось вызвать других
живописцев, в том числе уроженца
Кортоны Луку Синьорелли с
помощником Бартоломмео делла Гатта. Когда роспись наконец
была завершена, Сикст
IV
15
августа 1483 года освятил капеллу.
Слух о
дивных фресках Сикстинской капеллы распространился
по всей Европе. Зрители не могли отвести глаз от
изображенных на них персонажах.
В них узнавали реальных людей, которые состояли при папском
дворе, или приезжали к
понтифику в составе посольств, или служили в банках,
лавках и казармах, расположенных
вокруг Ватикана. С восторгом
узнавали Джироламо Риарио с маршальским жезлом
на фреске Боттичелли «Искушение
Христа», управляющего
банком Медичи Джованни Торнабуони, его сына Лоренцо и знаменитого
гуманиста Иоанна Аргиропулос в «Призвании Петра и Андрея»
Гирландайо. Позже именно реалистическая манера исполнения
сикстинских фресок побудила зри-
195
телей искать в них намеки на современные события. Гибель фараонова
войска при переходе через Красное море толковали
как воспоминание о победе при Кампо Морто; наказание Корея,
испепеленного Господней молнией, — как отлучение
архиепископа Замометича, вручение ключей апостолу
Петру — как образ мира с Неаполем. Все эти толкования
были конечно же ошибочны. Фрески были заказаны задолго
до этих событий. А воплощают они идею, вычитанную католическими
экзегетами в Ветхом и Новом Завете: первенство
римского престола и данная ему Богом власть даровать
спасение людям.
5
октября 1482 года Перуджино, Гирландайо и Боттичелли
вернулись во Флоренцию и вскоре получили заказ на
роспись зала Лилий во Дворце синьории.
Гирландайо и капелла Сассетти в церкви Санта-Тринита
Флорентийским старшинам так понравились портреты
приближенных папского двора на ватиканских фресках, что
они пожелали и себя увековечить на стенах капелл в родном
городе.
Надо сказать, что Джованни Торнабуони приглашал Гирландайо
работать в Риме еще до заговора Пацци: он заказал
ему фрески в Санта-Мария сопра Минерва, где похоронил
свою
супругу Франческу ди Лука Питти, скончавшуюся в
1477 году. Франческо Сассетти,
товарищ и соперник Торнабуони
в делах, не желал отстать от него. Он только что закончил
строительство роскошной виллы в Монтуги и собирался
устроить себе достойную своего богатства погребальную
капеллу. Переговоры с монахами
Санта-Мария Новелла закончились ничем. Тогда Сассетти договорился с
церковью Санта-Тринита, расположенной неподалеку от своего городского
дворца. Ему выделили северную капеллу на хорах. Там
он велел выбить напротив друг
друга по обе стороны от алтаря
две ниши под арками, украшенными резьбой. В нишах установили для
него и для его жены Неры Кореи порфировые саркофаги работы Джулиано
да Сангалло. Вокруг гробниц по заказу Сассетти Гирландайо
изобразил его символы —
кентавра и пращу, а также написал гризайлем сцены в античном духе и
на сводах — фигуры сивилл. Но главное
внимание было уделено алтарной
части. Для нее Гирландайо
написал картину «Рождество»:
пастухи (в которых можно узнать
коммерсантов из семьи Сассетти) преклоняют колени
перед Младенцем Иисусом,
изображенным у подножия сap-
196
кофага. Святой Иосиф смотрит вдаль — там поднимаются в
гору три волхва (тонкий намек на семью Медичи). В общем, как и было
принято, библейские сцены на картине содержали намек на
современность. Над алтарем расположено несколько
рядов фресок. Здесь художник изобразил эпизоды
жития святого Франциска — покровителя Сассетти. Есть среди
них и чудо, случившееся рядом с церковью Санта-Тринита — на той
площади, где стояли дворцы Сассетти, Спини и
Джанфильяцци. Благодаря святому Франциску там был воскрешен
мальчик из семьи Спини, выпавший из окна и разбившийся
насмерть. На фреске изображен мальчик, поднимающийся
с ложа, и Франциск, с неба благословляющий
его. Созерцают это чудо
известные современники Сассетти
— по словам Вазари, это Мазо дельи Альбицци с прелестными
дочерьми Альбьерой и Джованной, Аньоло Аччайуоли, и Палла
Строцци.
На верхней фреске, якобы изображающей утверждение
устава францисканского ордена Гонорием
III
в 1223 году, в
самом парадном виде написаны Сассетти с сыновьями, а
вместе с ними и Лоренцо Великолепный со своими сыновьями
Пьеро. Джованни и Джулиано. Дети поднимаются по лестнице; перед ними
идет их наставник Полициано, а сзади
— Маттео
Франко
и Луиджи Пульчи. Лоренцо с полуулыбкой
смотрит на церемонию, стоя между стариком, в котором
иногда признают Антонио Пуччи, и своим главным
управляющим Сассетти. Рядом с
Франческо Сассетти — его младший сын Теодоро. Спокойная и
величественная фигура
Лоренцо в длинном пурпурном плаще привлекает больше внимания, чем
папские служители, изображенные на переднем
плане. В глубине фрески — площадь Синьории. Там,
перед дворцом, собираются по
двое, по трое горожане и ведут
разговоры. Папа на престоле и преклонивший вместе с кардиналами
колени святой Франциск — чуть ли не статисты, посетившие
официальную церемонию в синьории, одну из тех, что слепили глаза
своим блеском, покуда в сторонке
Лоренцо и его приближенные
вершили свои дела.
Вот так благодаря Сассетти и Гирландайо церковь Санта-Тринита
стала местом своеобразного поклонения Лоренцо
Великолепного. Главная капелла церкви тоже была расписана
ныне утраченными фресками, где изображался Лоренцо
в окружении видных представителей флорентийского общества.
Бонджанни Джанфильяцци, которому Лоренцо много
раз поручал важные миссии и чей дворец тоже стоял недалеко
от Санта-Тринита, заказал их учителю Гирландайо —
Алессио Бальдовинетти. Заказчик с семейством был изобра-
197
жен на них рядом с Лоренцо, Луиджи Гвиччардини, Лукой
Питти, Филиппо Строцци и другими знаменитыми флорентийцами.
Санта-Тринита стала как бы пантеоном фамилий, близких
к Медичи. Недалеко от капеллы Сассетти, в капелле Ардингелли, в 1501
году была похоронена муза Лоренцо Лукреция Донати. Но другие
магнаты отдавали предпочтение собору Санта-Мария Новелла — большой
церкви монастыря, где
останавливался папа, приезжая во Флоренцию, а не маленькому
приходскому храму.
Фрески
Гирландайо в Санта-Мария Новелла
15
декабря
148S
года Гирландайо, согласно контракту,
заключенному с Джованни Торнабуони 1 сентября того же
гада, начал расписывать хоры в
Санта-Мария Новелла. Завершил он эту работу через пять лет.
Хоры, освященные 27 декабря 1490
года, представляют собой поистине грандиозный
памятник во славу Медичи, с которыми Торнабуони был тесно
связан: его сестра Лукреция была матерью Лоренцо.
Капелла Торнабуони, расположенная на хорах, как и капелла
Сассетти, носила погребальный характер. Ее предназначение
— сохранить память о Джованни и его супруге Франческе Питти. Они
изображены коленопреклоненными по обе стороны от алтаря. Вокруг же
них, и в сюжетах жития Иоанна Крестителя (патрона Торнабуони и
Флоренции) на правой стене, и в
эпизодах земной жизни Богоматери на левой стене, можно видеть
множество лиц из окружения Лоренцо. Однако с точностью
опознать среди них его самого не удалось.
Из двадцати одного персонажа на фреске «Явление ангела Захарии»
идентифицированы Джованни Торнабуони, в окружении семьи, слева от
ангела — члены семейств Медичи,
Сассетти, Торнаквинчи, на первом плане — гуманисты и
близкие друзья Лоренцо Кристофоро Ландино, Марсилио Фичино, Анджело
Полициано и Джентиле Бекки.
В сценах «Рождества Иоанна Крестителя» и «Рождества
Богородицы» много женских персонажей. Новорожденной Марии, которую
подносят к купели, поклоняется дочь Джованни Торнабуони Лудовика,
миловидная девушка лет четырнадцати-пятнадцати
в богатом уборе. За ней изображены
четыре
благородные дамы, одну из которых, во втором ряду,
принимали то за Джиневру Бенчи, которой Лоренцо посвятил два
духовных сонета, то за его жену Клариче Орси-
198
ни. На фреске «Рождество Иоанна Крестителя» среди женщин,
посещающих роженицу, возможно, изображена Лукреция
Торнабуони, мать Лоренцо. Ее голова покрыта белой
вуалью.
В сцене «Мария у Елизаветы» узнают Джованну дельи
Альбицци, жену Лоренцо Торнабуони, любимого сына Джованни. Сам он
изображен на первом плане «Изгнания Иоакима
из храма» рядом с загадочным персонажем, которого
некоторые принимали за Лоренцо Великолепного. Возле них Доменико
Гирландайо изобразил самого себя вместе с родным братом Давидом,
своим отцом Томмазо (или, возможно,
учителем Алессио Бальдовинетти) и помощником, а позднее зятем
Бастиано Майнарди. Изображая на фресках самих себя, художники как бы
ставили под ними свою подпись. За грандиозную работу они по
контракту должны были получить 1400 больших золотых скудо, если,
как в нем было сказано,
«заказчик обнаружит славу своей семьи и дома». Контракт был
выполнен. Можно представить себе радость Торнабуони и его
племянника Лоренцо Великолепного, когда они прочли латинскую
надпись на правой арке храма в
«Явлении ангела»: «Лета 1490, когда град сей, прекрасный
из прекрасных, славный богатством, победами, искусствами и
памятниками своими, наслаждался изобилием, здравием и миром».
Мозаики и миниатюры
Церкви Флоренции производили огромное впечатление
своими
фресками и мозаиками, которые Лоренцо Медичи
особенно любил. В 1490 году
Вазари записал разговор Лоренцо с экстравагантным художником
Граффьоне об украшении собора Санта-Мария дель Фьоре.
«Хочу украсить его мозаиками и лепниной», — сказал Лоренцо. «Но у
вас нет для этого мастеров», — ответил Граффьоне.
Лоренцо возразил: «У нас столько денег, что и мастеров
сделаем». — «Нет, Лоренцо! — воскликнул Граффьоне. — Не деньги
делают мастеров, а мастера деньги». Впрочем, денег и
вправду хватало: после закрытия одного за другим зарубежных
банковских филиалов во Флоренцию возвращались
большие суммы денег, и их
предпочитали вкладывать не в рискованные предприятия, а в роскошные
сооружения. Притом что работа художников оплачивалась в общем-то
скромно, золотой поток
питал все новые и новые проекты. Лоренцо по достоинству
оценил реставрацию мозаик баптистерия
199
Сан-Джованни, начатую в середине века, которой долго занимался
Алессио Бальдовинетти. Он же восстановил и мозаики
Сан-Миниато-аль-Монте.
Благодаря этим работам Флоренция превзошла в мозаичной
технике даже Венецию. Лоренцо Великолепный желал, чтобы его город
сохранил первенство в искусстве, которое
Гирландайо считал «истинной живописью для вечности». Живописцы с
удовольствием переквалифицировались в мозаистов:
братья Гирландайо работали в соборе по заветам
Алессио Бальдовинетти. Соборную дверь, выходящую на
Виа деи Серви, они увенчали образом Благовещения, украсили
мозаикой малые своды капеллы Сан-Дзаноби и обход
хоров.
В их артель входили братья Герардо и Монте дель Фора,
перешедшие к мозаике от книжной миниатюры. С 1470 года
у них была мастерская, изготовлявшая как великолепные
богослужебные книги для церквей и монастырей Флоренции,
так и списки античных текстов. Эти подлинные античные
работы находились во многих флорентийских библиотеках,
в том числе и у Лоренцо, равно как и сочинения
Дидима и Псалтырь, изготовленные для венгерского короля
Матвея Корвина и взятые Медичи в счет уплаты его долга.
Кроме братьев Фора ценились иллюминаторы Аттаванте Аттаванти
и Джованни Боккарди.
Миниатюра оказала большое влияние на эволюцию художественных
вкусов. В людях, которые ежедневно разглядывали
их в часы медитации и молитвы, они пробуждали мечтательность.
Медальоны с различными персонажами, путти,
стилизованные листьями и плодами, с детства определяли
взгляд на мир. Первый учебник по математике маленького Джулиано,
сына Лоренцо, был иллюстрирован прелестными
рисунками купцов и тюков с товарами. Часослов Лоренцо
читал по книге, разрисованной цветами миниатюристом
Франческо д'Антонио. Он изучал переводы Фичино с греческого в
рукописях, украшенных портретами знаменитостей.
Когда во Флоренции за его счет были напечатаны «Творения
Гомера», Лоренцо отдал иллюминировать свой экземпляр. Между прочим,
в книге появился его портрет в ярко-красном
одеянии, пилимо, работы Гирландайо.
Любовь к миниатюре унаследовали и дети Лоренцо. Папа
Лев
X,
в частности, велел Джованни Боккарди исполнить портрет своего отца
на переплете рукописи, ныне хранящейся
в Национальной библиотеке в Париже. На полях этой
книги множество традиционных эмблем Лоренцо Медичи:
шесть (вместо восьми) шаров, страусовые перья с девизом
200
«Semper»
(«Всегда»), лавровые ветви, сучья с обрубленными
ветвями, а также более редкие: улей — символ трудолюбивого
негоцианта и политика, и попугайчик — символ знатока, с французским
девизом: «Nul
ne
le
set
(вместо
sait)
qui
ne
l'essaie»
— «Кто не смеет, тот не умеет». Богатство образов объясняет,
почему миниатюристов привлекали в артели мозаистов: там также надо
было на ограниченном пространстве
изобразить сложные декоративные символы. А мозаики собора
братья дель Фора создавали вместе с Сандро Боттичелли,
тоже мастером изящных живописных аллегорий.
Символика Боттичелли
К 1482 году Боттичелли был уже маститым художником.
Он получал заказы от богатых семей и монастырей. Дружба с Лоренцо,
который был моложе художника на четыре года, и его юными кузенами
Лоренцо и Джованни ди Пьерфранческо Медичи принесла Сандро положение
официального
живописца.
Дело в том, что Боттичелли умел ловко вставлять в библейские
сцены фигуры современников. Но умел он и отвлекаться в своем
религиозном творчестве от излишней конкретики,
чтобы привнести в картину чисто духовное
содержание. Его Мадонны находятся вне пространства и
времени — в самом раю.
Подчеркивая эту вневременность, художник сознательно
пренебрегал законами перспективы. Изящные фигуры персонажей,
которых он выводил на сцену в «священных триумфах»,
лишены объема и массы. Главное действие разворачивается
на заднем плане, на переднем — второстепенные
сцены. Такая манера как нельзя больше подходила для картин
на мифологические сюжеты, в которых герметизм изображаемых поз и
обстановки создавал удивительную атмосферу
посвящения в тайну.
Большие картины Боттичелли, принадлежащие к этому
циклу, долгое время считались аллегориями с неким скрытым
смыслом. В
XIX
веке в них видели свидетельство разрыва
с предшествовавшей эпохой, отмеченной обскурантизмом
и узкой христианской ортодоксией. В этом качестве
они и прославились как образцовые явления Ренессанса.
Ныне мы знаем, что язык Античности, с восторгом примятый,
когда гуманисты заново открыли язычество, вполне естественно
сменил или, вернее, смешался с аллегорическим
языком того, что много позже назовут Средними веками.
201
Смысл этих символов стал предметом споров целых поколений
толкователей, и гипотез на этот счет было не меньше,
чем цветов на чудесной лужайке под ногами «Весны».
Последние исследования позволяют предположить, что четыре самые
знаменитые языческие картины Боттичелли «Марс и Венера», «Весна»,
«Паллада и Кентавр» и «Рождение
Венеры» написаны по случаю бракосочетаний в именитых
семьях из окружения Лоренцо Медичи.
Картина «Марс и Венера» — возможно, панно, висевшее
над брачным ложем. Предполагают, что она была написана по случаю
бракосочетания в семье Веспуччи. В ней отражено учение
неоплатоников: Марс дает людям силу, но властвует
над ними Венера. Игра амуров, насмехающихся над обнаженным
воином, описана в античной поэме Лукреция.
«Весна» и «Паллада» написаны в 1482 году для Лоренцо ди
Пьерфранческо, юного кузена Лоренцо Великолепного.
Долгое время считалось, что первая из них выполнена в
1478 году для виллы Кастелло, где ее видел Вазари в
XVI
веке.
Более поздние исследования позволили выдвинуть другую гипотезу.
Известно, что в 1476 году, после смерти Пьерфранческо,
Лоренцо Великолепный стал опекуном его
сыновей: Лоренцо, родившегося в 1463 году, и Джованни, родившегося в
1467-м. Им принадлежала половина капитала
в фирме Медичи. Юным Медичи была выделена и часть виллы Треббио в
Муджелло. В 1476—1478 годах они купили
другую виллу, ближе к Флоренции — Кастелло, но жили
обычно в городском дворце на Виа Ларга рядом с большим
палаццо Медичи. Мы уже знаем, что в 1478 году им пришлось
выдать Лоренцо крупную сумму 53 643 флорина, за
что они потом получили виллу Кафаджоло и другие поместья в Тоскане.
Но Лоренцо Великолепный не ограничился этой компенсацией. В 1482
году он женил Лоренцо-младшего
на богатой невесте — Семирамиде ди Якопо Арпиани,
дочери владетеля Пьомбино. В его владениях находился остров
Эльба с железными рудниками — фирма Медичи расширяла свою
коммерческую деятельность как раз в этом направлении.
Таким образом, Лоренцо Великолепный вновь
косвенно уплатил по счету молодому Лоренцо. Впрочем, он не раз
оказывал ему и другие знаки внимания, например, в
1483 году отправил послом во Францию с поздравлением
Карлу
VIII
по
случаю его вступления на престол.
«Весна» и «Паллада» были написаны в 1482 году по случаю свадьбы
Семирамиды как парные и украшали, очевидно, переднюю супружеской
спальни в городском дворце Лоренцо-младшего.
Уже позднее их перевезли в Кастелло.
202
«Весна» изображает сад Венеры. Под апельсиновыми деревьями,
усыпанными плодами, летает Купидон; Меркурий,
изящный полуобнаженный юноша, указывает на небо. Три
Грации танцуют. В центре на втором плане стоит сама Венера
в целомудренной одежде; подняв руку, она словно распоряжается
празднеством. В правой части картины Флора в
богатом платье, расписанном цветами. Из-за кустов вылетает
Зефир, преследующий нимфу Хлориду. Эта сцена буквально
воспроизводит отрывок из «Фастов» Овидия. Грации,
возможно, символизируют три супружеские добродетели:
Невинность, Красоту, Любовь. Вывод навеян Фичино: планета
Венера — знак доброжелательства и учтивости. На этом
основании некоторые исследователи толковали «Весну» как
изображение гороскопа супругов.
У картины «Паллада и Кентавр» было несколько толкований.
Долгое время самой распространенной была гипотеза,
что это политическая аллегория во славу победы Медичи
над Пацци. Ныне она полностью отвергнута. Богиня
мудрости, ухватившая за волосы кентавра (символ скотских
стремлений и потребностей), в платье с рисунком в виде
драгоценных перстней (одной из эмблем Медичи), олицетворяет
победу целомудрия и благородных страстей над развратом.
Похожая аллегория была и на штандарте, написанном
Боттичелли в 1475 юлу для турнира Джулиано Медичи.
В «Рождении Венеры» выведены на сцену персонажи,
уже знакомые по «Весне». Зефир в обнимку с Хлоридой летит
навстречу большой морской раковине, на которой, как
на корабле, плывет обнаженная Венера. Справа на берегу, к
которому причаливает богиня, нимфа, одетая подобно Флоре в «Весне»,
протягивает ей драгоценное покрывало. Иногда
ее считали одной из мифологических Ор.
Возможно, эта композиция навеяна «Стансами» Полициано,
но в ней можно видеть и реконструкцию античной картины
Апеллеса «Афродита Анадиомена», на которую Боттичелли получил
заказ. Ему было поручено повторить и другой
шедевр греческого художника — «Клевета», где изображена
прекрасная юная женщина, обнаженная, как и Венера, терпящая
муки от злодеев.
В «Рождении Венеры», как и в «Весне», гуманизм выступает под знаком
Венеры: человечность рождается для цивилизованности,
рождается из ничего и вступает на брег Природы,
привечающей и одевающей ее.
Эта картина, как считается, написана позже «Весны», вероятно,
в 1483 году и, возможно, также по случаю бракосочетания.
203
В это время готовилась свадьба двоюродного брата Лоренцо
Медичи Лоренцо Торнабуони и Джованны дельи Альбицци.
Недалеко от Кареджи у Торнабуони была вилла, на
месте которой уже в новое время построили виллу Лемми.
Боттичелли получил заказ на роспись виллы Торнабуони,
ныне эти росписи выставлены в Лувре. В лоджии можно видеть
Джованну, стоящую перед Венерой и нимфами (в которых
иные видели основные добродетели), а напротив —
Лоренцо Торнабуони", которого божество вводит в круг семи
женщин, олицетворяющих искусства. И этот сюжет написан
под влиянием учения Фичино: вступление в высшую
жизнь совершается пол знаком Венеры, но через знания.
Лоренцо Великолепный любовался творениями Боттичелли
не только в домах родных и друзей. Он и сам заказал
ему в 1484 голу роспись виллы Спедалетто. Этот дом, как и вилла
Торнабуони, был загородной дачей, где Лоренцо лечился. Лоджию,
место отдыха, кроме Боттичелли расписывали Гирландайо. Перуджино и
Филиппино Липпи. От этих фресок ничего не осталось. На них были
изображены античные боги: так, Гирландайо, согласно Вазари, написал
Вулкана
с помощниками, кующего громы Юпитера.
Филиппино Липпи и страсть к фантастике
Привлеченный к росписям Спедалетто молодой Липпи
был сыном великого Филиппо Липпи, любимого художника
Козимо Медичи, и бывшей монахини из Прато Лукреции
Бути. В одиннадцать лет Филиппино осиротел, был воспитан
сотрудником отца фра Диаманте и очень рано взял в руки
кисти, работал в Сполето, Прато и других местах. В 1472 году
пятнадцатилетний Филиппино стал учеником и ближайшим
другом Сандро Боттичелли. В 1488 году Лоренцо на
свои деньги заказал Филиппино роскошную гробницу для
его отца Филиппо Липпи в Сполето. Незадолго до начала
работы в Спедалетто Филиппино закончил роспись капеллы
Бранкаччи в монастыре Кармине. Там на фресках он изобразил,
по моде того времени, многих флорентийцев. В «Воскрешении
сына Феофила апостолом Петром» это была впечатляющая
группа уже усопших, которых он писал, как
* По
толкованию, принятому А. Шастелем, юноша на фресках — вероятно,
Лоренцо ли Пьерфранческо, с которым связывается и «Рождение
Венеры», женская фигура не идентифицирована, но точно не Джо-ванна
дельи Альбицци. — Прим. пер.
204
правило, с посмертных масок. Среди них — Луиджи Пульчи,
Пьеро Гвиччардини, Никколо и Томмазо Содерини. Зато на
фреске «Апостолы Петр и Павел перед проконсулом» Филиппино
изобразил лица современников: изящный профиль
Антонио Поллайоло, коротко стриженый Боттичелли, а на
переднем плане самого себя.
Затем живописец получил заказ от синьории: большая
картина Мадонны для зала Совета. Комиссия дел дворца
оформила этот заказ 27 сентября 1485
года, позволив Лоренцо
Медичи назначить весьма высокую цену.
Возможно, по рекомендации Лоренцо Филиппино получил
заказ на роспись капеллы кардинала Караффы в церкви
Санта-Мария сопра Минерва в Риме, где он встретился с
другим протеже Великолепного — Антонио Поллайоло, которому
было поручено сделать надгробие для Сикста
IV.
И все-таки именно во Флоренции, в капелле Строцци, Филиппино
удалось создать свое самое интересное произведение.
Оно было заказано в 1487 году, работа над ним началась в 1489-м и
потребовала много лет. В этом монументальном
ансамбле языческая символика переплетена с христианской.
Богоматерь и патриархов окружают ангелы, нимфы, музы и
сфинксы. Темы призвания апостолов Филиппа и Иоанна
Богослова решены весьма необычно. Император Домициан
судит апостола Иоанна у колонны, к которой прилеплена
голова фавна, а над ней развевается римский штандарт. Друзиана
Эфесская воскресает перед двумя странными храмами
у алтаря Дианы, который украшен масками фавнов и пленных.
На алтаре выбит девиз:
«Orgia
(Оргия)».
Наконец, «Чудо апостола Филиппа пред алтарем Марса»
— торжество фантастического искусства. Окружающий
идол Марса портик с его доспехами, крылатыми статуями
Победы, кариатидами и атлантами живет какой-то особой мистической
жизнью. Фон здесь — не украшения из золота,
слоновой кости или металлов, а толчея зловещих темных сил, грозно
наступающих на апостола, потрясая копьями.
Но победоносный жест Филиппа, обращенный к мерзкому
чудовищу, повергнутому к его стопам, разрушает кошмарное
видение.
Лоренцо ценил в Филиппино фантазию, способность усваивать
уроки древних и подражать им. Время от времени
художник писал аллегорические картины странного содержания.
В «Аллегории любви» единорог окунает свой рог в отравленный
источник. «Раненый кентавр» испускает дух у входа в пещеру, где
живет его семья. Изящная и светлая «Аллего-
205
рия музыки» изображает музу Эрато, которая вместе с двумя амурами
привязывает шелковым поясом лебедя поэзии; на
замшелом жертвеннике — голова оленя с рогами в виде лиры
и, как живая, наблюдает за происходящим; вдали блестит
необъятное светлое море, а на первом плане в пруду под темными
ветвями плавают три лебедя. В этой картине видели
иллюстрацию к эклоге Лоренцо Медичи «Аполлон и Пан»:
Nell' aque all' ombra delle sacre fronde
Cantan candidi cigni dolcemente:
L'aqua riceve il canto e poi risponde...
Чистейший лебедь сладко воспевает
Там у
воды в сени ветвей священных;
Вода,
услышав пенье, отвечает...
Живопись и поэзия непрестанно обмениваются мыслями.
Они черпают вдохновение из одних источников — Природы и Философии,
облаченных в языческие символы.
Многочисленные связи возникают и с другими искусствами. Все
художественные и литературные творения отмечены эзотеризмом и
принимают иерархию ценностей, внушенную
учением Фичино.
Андреа Верроккьо
Среди скульпторов самым любимым мастером Лоренцо
оставался Андрее Верроккьо. В память о любимом брате,
жертве заговора Пацци, он изваял бюст Джулиано в виде улыбающегося
юного античного воина. Он же сделал терракотовый
портрет Лоренцо в парадной одежде и шляпе.
Эта статуя послужила многим художникам в некотором роде образцом
официального портрета. В
XVI
веке живописец
Бронзино написал с нее чудесный портрет.
Неизвестно точно, кого изображает бюст «Дама с букетом»,
выполненный около 1480 года. Предполагали, что это
Лукреция Донати. Скульптор акцентирует внимание на
изящных руках красавицы, прижавшей к груди букет цветов.
Между тем рука, держащая цветы, — один из излюбленных
мотивов в сонетах Лоренцо:
Прекрасной, тонкой, нежною рукою...
(Сонет
VI)
Прекрасных, свежих пурпурных фиалок.
Что
собраны белейшими руками...
(Сонет
VII).
206
Среди других работ, заказанных Верроккьо, — надгробный памятник
Франческе Питти — жене Джованни Торнабуони,
скончавшейся от родов в 1477 году и похороненной
в Риме, в Санта-Мария сопра Минерва, в капелле, расписанной
Гирландайо. Лоренцо был связан с теткой нежнейшей
дружбой, и, несомненно, именно он пригласил Верроккьо
исполнить этот памятник.
Лоренцо иногда заказывал художникам работы для подарков
иноземным государям. Так, Верроккьо, по словам Вазари, было поручено
исполнить барельефы с античных
голов в подарок венгерскому королю Матвею Корвину.
Кроме того, он разрешил скульптору поехать в Венецию
сделать модель для статуи Коллеони — великого кондотьера
Светлейшей республики. Верроккьо умер в 1488 году, не
доведя работу до конца, но конная статуя, законченная его
продолжателями, стоит в городе как свидетельство величия
скульптора.
Джулиано и Бенедетго да Майяно
Братья Джулиано и Бенедетто да Майяно тоже внесли
свой вклад в расцвет искусства эпохи Медичи. Лоренцо посылал их,
как и Верроккьо, в заграничные командировки — в Рим, Милан, Неаполь,
Венецию. Братья родились в небогатой
семье каменотеса и резчика по дереву. Сначала работу
им давали Пацци: в своей капелле церкви Санта-Кроче,
где братья исполнили монументальную деревянную дверь, в
палаццо и на вилле Монтуги. После заговора они перешли
в клиенты к Медичи. 1 апреля 1479 года Джулиано да Майяно, очевидно
по рекомендации Лоренцо, был назначен распорядителем
работ во Флорентийском соборе. В Неаполе он
построил в духе Витрувия и Альберти виллу Поджо Реале
для Альфонса, герцога Калабрийского. Его брат Бенедетто
занимался главным образом скульптурой. В 1480 году он как
скульптор вместе с Джулиано работал во Дворце синьории над огромной
дверью между Залом приемов и Залом лилий:
у портала стоят его статуи Справедливости и Младенца Иоанна
Крестителя. В 1490 году Лоренцо поручил ему изваять бюсты Джотто и
музыканта Антонио Скварчалуппи, которыми
хотел почтить знаменитых людей, поставив эти бюсты
во Флорентийском соборе. Немного позднее Бенедетто выполнил
гробницу и надгробный бюст Филиппо Строцци
в Санта-Мария Новелла. Вместе с
Джулиано да Сангалло он
участвовал в строительстве большого городского дворца
207
Строцци. Очевидно, именно к этому времени относится созданный
им бюст Лоренцо Медичи, хранящийся в Праге.
Эта малоизвестная скульптура — один из самых живых портретов
Лоренцо: некрасивое лицо с большим носом уточкой
и тяжелым подбородком, но легкая улыбка губ и глаз отражает
ум и доброту.
Шедевры Сангалло
Вслед за великим Альберти немало архитекторов стали
подлинными миссионерами возврата античных форм. Некоторых
из них Лоренцо посылал к другим дворам как послов
флорентийского искусства, например. Луку Фанелли в Мантую. Больше
всех Лоренцо Великолепный ценил Джулиано
Джамберти по прозвищу Сангалло. Он был на шесть лет
старше Лоренцо, в молодости работал в Риме на строительстве
собора Святого Петра и дворца Сан-Марко при Павле
II.
а также во Флоренции в палаццо Медичи, где вместе со своим отцом
Франческо Джамберти резал спинки скамеек. Во
время войны Пацци со своим учителем Франчоне и еще одним
зодчим, Франческо д'Анджело по прозвищу Ла Чекка,
он как военный архитектор выполнял фортификационные
работы.
В 1485 году Франческо Сассетти поручил Сангалло сделать саркофаги
для него и для его жены в церкви Санта-Тринита
во Флоренции. Одновременно с этим престижным
заказом появились и другие: строительство цитадели в Остии
для кардинала Джулиано делла Ровере (будущего палы
Юлия
II)
и церковь Санта-Мария делле Карчери в Прато, в
совет которой Сангалло был
избран по рекомендации Лоренцо
Медичи. Между тем Великолепный продолжал использовать
архитектора как военного специалиста. В I486 году
он поручил ему перестроить
укрепления Поджо Империале
близ Поджибонси. Сангалло
занимался этим до 1490 года.
Затем отправился в Рим, чтобы
контролировать работы в базилике
Святого Петра. Вскоре с этим он получил приказ отправиться
на осаду Сарцаны, а когда крепость пала, отстроить
для нее новые укрепления. Сангалло был так знаменит, что в 1488 году
Лоренцо отправил его в Неаполь, чтобы тот
сделал для короля Фердинанда
макет дворца, не уступающего
в великолепии только что
построенной вилле Поджо Реале. Король остался очень доволен работой
архитектора и вознаградил его полным кубком золотых монет, двумя
конями, многими другими
подарками и сотней золотых скудо в прида-
208
чу. Отблагодарил Фердинанда и Лоренцо, подарив ему античные
скульптуры: бюст императора Адриана, женский портрет
и статую Купидона. Все они заняли место в садах Медичи.
Во Флоренции Сангалло много работал вместе со своим
братом Антонио — в обители Кастелло (впоследствии Санта-Мария
Маддалена деи Пацци) и в августинском монастыре
у ворот Сан-Галло, где жил любимый проповедник Лоренцо
брат Мариано да Дженаццано. Это здание, к моменту смерти
Лоренцо оставшееся недостроенным, было разрушено
при осаде Флоренции в 1529 году, и память о нем донесли
только хранящиеся в Уффици чертежи. Ансамбль был грандиозен:
большая красивая церковь, клуатр, библиотека, три
корпуса келий, лечебница, новициат, капитул и дом приезжих,
наконец, второй клуатр и большой сад, окруженный
стенами. Все вместе стоило 16 900 флоринов. Это творение
утвердило за Джулиано Джамберти прозвище Сангалло, которое
он получил еще раньше как уроженец этого квартала
и впоследствии носил по воле Лоренцо в память о своем шедевре.
Сангалло входил, правда, вместе со своим соперником
Джулиано да Майяно, в состав экспертных комиссий по
проектам фасадов церкви Санто-Спирито и собора. Ему поручали
и строительство патрицианских дворцов: палаццо
Джулиано Гонди, разбогатевшего на торговле с королем Неаполя,
палаццо канцлера республики Бартоломмео Скала с
его прославленным элегантным двориком. Наконец, вместе с Бенедетто
да Майяно, который был главным архитектором,
он участвовал и в строительстве палаццо Строцци.
Образцовая вилла в Поджо а Кайяно
Джулиано да Сангалло построил для Лоренцо образцовую
виллу. Ряд разделов собственности с кузенами вынудил Лоренцо
Великолепного, как только улеглись смуты из-за
мятежа Пацци, избрать новое место загородного отдыха.
В 1479 году он купил небольшое поместье Поджо а Кайяно,
в семнадцати километрах от Флоренции, с удобным подъездом
от дороги в Пистойю; его было легко защищать, ибо оно находилось на
холме над этой самой дорогой. Там стоял небольшой
домик. Семья Канчельери построила его на развалинах
древнего замка, а в 1420 году продала Палле Строцци
за 7390 золотых флоринов. Затем поместье перешло семье
Ручеллаи. Лоренцо купил его, желая сделать это место обителью
покоя и безмятежности, где можно было бы отдохнуть
от финансовых и политических дел, предавшись поэзии и
209
мечтам. Сангалло работал там с 1485 по 1489 год. В плане
отражены представления о патрицианской вилле в античном духе,
разработанные великим теоретиком Альберти. Вилла
построена в виде большой буквы Н: два трехэтажных прямоугольных
корпуса соединяются посередине большого зала. Это громадное
помещение с потолком без опор на уровне
верхнего этажа заняло место традиционного дворика. Зал
опирается на арочный портик, служащий для него цоколем.
К главному входу вели две прямые лестницы (в
XVIII
веке
их заменили полукруглыми пандусами). Вестибюль был сделан
в виде ионического храма из голубовато-серого мрамора.
Такой же гармоничный план Сангалло предложил и королю
Фердинанду для дворца в Неаполе. Фронтон храма-вестибюля был
украшен гербом Медичи в обрамлении четырех
скульптурных лент. Ниже над четырьмя колоннами и двумя
пилястрами с ионическими капителями фриз, украшенный
сюжетами на античные темы. Автором фриза, выполненного в светлой
майолике (белый фаянс на синем фоне), как и
барельефного пояса в соседней церкви Санта-Мария делле
Карчери в Прато, был Андреа Сансовино. Изображения божеств
делят фриз на пять частей. В центре — батальная сцена:
Янус отворяет храм Марса. По бокам от нее — аллегории
Дня и Ночи с возносящейся колесницей Солнца, затем времена
года и сцены деревенской жизни, наконец, труды и
удовольствия людей, которые символизирует гонка колесниц.
В лоджии сохранились остатки большой фрески Финиши
но Липпи «Жертвоприношение Лаокоона». За ее порогом
большая прихожая. Висячая лестница, спроектированная
Сангалло, ведет в огромное помещение, занимающее весь
второй этаж. Это великолепный салон, ныне он хранит фрески
XVI
века. Сангалло перекрыл его огромным цельным
сводом, украшенным золочеными кессонами.
Вилла — настоящий замок на лоне природы. Холм, на
котором стоит здание, обнесен стеной с четырьмя башнями по углам.
Эта стена, в свою очередь, составляет часть другой,
более протяженной, за которой находится большая
ферма, также построенная Сангалло. Она имеет укрепленный
двор и окружена рвом. Там размешались хлева, конюшни
и все необходимые строения для интенсивного земледелия.
Лоренцо и впрямь вел в Поджо образ
жизни
дворянина-фермера. В 1488 году Лоренцо Великолепный купил в Неаполе
двадцать кобыл, а незадолго до смерти привез
из Египта и страны берберов жеребцов. Его любимый конь Морелло так
был привязан к хозяину, что заболевал,
если
Лоренцо сам не кормил его из рук.
210
Из Сицилии Великолепный выписал особенную породу
золотых фазанов, а из Калабрии каких-то необыкновенных
свиней. Его коровы славились по всей Италии: из их
молока готовили сыр лучше ломбардского. Тутовые деревья
в поместье могли прокормить множество шелковичных
червей.
В поместье был огромный охотничий парк и большой
сад, состоявший из куртин и квадратных посадок плодовых
кустарников. Неподалеку находился другой, отдельный увеселительный
садик, обнесенный стенами и прозванный
«тайным садом». Там были беседки, партеры цветов и редких растений,
а в центре — восьмиугольная рощица для отдохновения.
Большой сад за виллой спускался к Омброне; у самого подножия холма
был островок под названием Амбра,
именем которого называлась и вилла. В самые суровые зимы его
полностью затопляла вздувшаяся река. Однажды по
этому случаю два друга, Полициано и Лоренцо, сочинили стихи,
в которых оплакивали утрату привычного места гармонии
и блаженства.
Поэма Полициано была написана на латыни в 1485 году,
поэма Лоренцо на итальянском, возможно, несколько позже.
Оба перенесли действие в мир богов и богинь. Свои поэмы они
написали в форме «сельвы» («рощи») — вариации на тему, по ходу
стихотворения то теряющейся, то возникающей
вновь, как лесная тропинка.
Поэма «Амбра»
Полициано сделал Амбру нимфой — дочерью Омброне, влюбленной в
Лоренцо. Сам Лоренцо, в более классическом
духе, представил, будто нимфу преследует любовь Омброне,
спасаясь от которой она превращается в холм — тот самый,
на котором стоит Поджо а Кайяно. У поэмы много разных
литературных источников: «Метаморфозы» Овидия, «Сельвы»
Стация, «Фьезоланские нимфы» Боккаччо, «Любовная
дриадея» Луки Пульчи, реминисценции из Вергилия, Данте
и
Петрарки.
«Описание зимы» (такое название носят некоторые списки)
занимает двадцать две первых октавы, а легенда о нимфе — остальные
двадцать шесть. Описание непогоды в Тоскане
звучит подобно кантикам Данте:
Благое время, превратив цветы
В плоды и урожай собрав, сокрылось.
Не держатся на дереве листы...
211
На белой круче в зелени сосна,
И гнет снегов ее сгибает сучья.
Скрывает птицу стройный кипарис...
Затем описываются стаи перелетных птиц, кошмары и
удовольствия долгих зимних ночей, погоня алчного орла за
журавлем, несчастья рыбьего племени:
Хрустальным льдом покрыт ручей болтливый —
Застыла рыба в ясном хрустале.
Подобно мушке, в янтаре застывшей...
И вот первая метаморфоза: гора превращается в гиганта;
голова его теряется в тучах, леса и утесы кажутся заледеневшей
шерстью и бородой. Его глаза и нос — источники, застывшие
на морозе. Но налетает южный ветер, и, растапливая
снег и лед:
Ручьи к любезным водам потекли.
Уйдя из глубины пещеры древней...
Уже их лоно гордо поднялось.
Уж много дней копившаяся ярость.
Излившись, приступом берет брега...
Воды стремительно бегут по склонам и соединяются со
своим
обидим источником.
Как, возрастя,. ему пришлось стесниться
В долине узкой, в мрачной крутизне —
Взревели воды тяжко, зло, тревожно,
И пожелтели, смешаны с песком.
Бурный поток встречает в узком ущелье препятствие в виде
скал. Он ревет как сольфатары в соленых озерах Вольтерры.
Крестьяне в ужасе покидают дома. Молодая крестьянка уносит
младенца в колыбели, а ее бедное жилище становится добычей волы.
Быки и свиньи спасаются вплавь. Овцы тонут. Как
ни страшно зрелище разорения, несчастный, сидя на крыше
родного дома, рад уже тому, что спас жизнь. Веселятся лишь рыбы,
освобожденные из темницы. Они резвятся на затопленных
лугах, куда прежде никак не могли попасть. И вот на
фоне этих бедствий разворачивается действие легенды.
Тогда Омброн, любовник горделивый,
В объятья, словно остров, заключил
Амбру, любезную ему и Лауро...
Лауро — не кто иной, как Лоренцо, выведенный в образе
горного пастуха, который видит и описывает, как обуреваемый
страстью Омброне преследует нимфу:
212
Едва коснулось девственное тело
Воды холодной, темной — он вскипел...
Спрятавшись в кустах, Омброне подкрадывается к нимфе. Вот-вот он
схватит ее — но нимфа ускользает, как рыбка
из сети. Омброне в отчаянии:
О
нимфа, я река, но я пылаю...
Амбра
непреклонна. Она убегает через колючие кусты,
по острым камням, раня босые
ноги. Похоть Омброне доходит
до исступления, он в ледяном поту. Нимфа прибегает
к тому месту, где Омброне мешает свои воды с Арно. Поток
зовет реку на помощь; она также вздувается, образуя
озеро, чтобы остановить нимфу.
Та, попав в западню, взывает к Диане, которая спасает Амбру,
превратив в скалу.
Омброне вечно плачет, омывая своими водами ее окаменевшие
прелести.
Лоренцо так завершает поэму:
...И
так я научился,
Любя, стяжать возлюбленной любовь.
Чем больше любишь, тем она суровей.
О хладный ветер, ледяной Борей!
Оледени меня, стесни мне волны.
Чтоб окружили деву, камнем став.
Чтобы вовеки Солнце златовласо
Не сотворило камень тот водой.
"Сельвы любви"
В уединении Поджо а Кайяно. потрепанный жизнью сорокалетний
Лоренцо вновь обретал вкус к жизни. В общении
с природой он сбрасывал груз горестей и забот, превративших
его, подобно отцу и деду, в тяжелобольного, измученного подагрой
мужчину. Чем дальше, тем чаще он находил
убежище в поэтических мечтаниях.
Любовь по-прежнему вдохновляла его. Конечно, Лоренцо
уже не так влекли юные красавицы. По-видимому, в любви
он все больше играл вторые роли, став поверенным в сердечных
делах для своих близких — например для Полициано. Но, по счастью,
муза не покинула Лоренцо, и появились
«Сельвы любви» — произведение, тесно связанное с «Амброй»,
полное реминисценций из древних поэтов, Данте, Петрарки,
Фичино, Платона. Первое из этих стихотворений в
тридцати двух строфах воспевает добровольное рабство у
любимого, через которое обретается свобода:
213
Высокая краса влечет сердца —
Ее в
чертах любимой обретаю.
Желаю
пламенно ее одну...
Я
слышу, как в груди прекрасной дамы
Любовью бьется сердце мое — хочет
Петь и
хвалить блаженный этот миг
Прекрасными ее устами...
Вторая «Сельва» намного больше (сорок две строфы) и
включает несколько эпизодов: картину ревности, воспоминание
о любимой, описание надежды, переполняющей влюбленного, наконец,
воспоминание о золотом веке, который
некогда царил на земле и был погублен Юпитером. В
наказание за похищение божественного огня, который Прометей
подарил людям, царь богов посылает им Пандору,
прекрасную женщину, выкованную Вулканом, с сосудом,
где заключены все беды. Пандора вышла замуж за Эпиметея,
брата Прометея, а тот открыл сосуд, из которого разлетелись
несчастья и захватили весь мир. О блаженном золотом
веке остались только воспоминания и надежда, что когда-нибудь он
вернется и не будет больше ни страстей, ни страхов, ни тягот. В
воображении поэт видит там и свою
красавицу:
Во
времена, что вовсе не созреют,
И наша
с ней любовь пребудет вечно
Не
престает в нас пламя, красота
В ней
не престанет, и услады вечны.
Но сейчас влюбленные разлучены. Первое благодеяние
бога Амура — соединить их вновь. Поэтому стихотворение
завершается молитвой Амуру, и восхищенному духу Лоренцо возлюбленная
является в новом сиянии, отражающем
красоту божества:
И мое
солнце над горами встало.
Своим
движеньем тени отгоняя.
Я пью
тепло, склоняюсь перед светом —
То
жар, и свет, и красота Любви.
Эклоги
Две эклоги со множеством реминисценций из Овидия,
Теокрита и Вергилия, вероятно, написаны тогда же — около 1486 года.
Они показывают, как мастерски Лоренцо использует
языческие образы, символы и предания. «Аполлон и
214
Пан» развивает тему борьбы небесной поэзии с природной,
эклога «Коринто» написана о любви пастуха Коринто к морской
богине Галатее. Подражая Античности, Лоренцо находит
и оригинальные, подчас не лишенные комизма выражения.
Таков эпизод, когда пастух, покинутый возлюбленной, смотрит на свое
отражение в ручье, пытаясь понять, красив
он или
дурен:
Кожа
моя не бела — это солнце виною. Так что же?
Я
настоящий пастух, телом здоров и силен —
Что ж
за мужик такой, если нет на нем и загара?
Пусть
мохнаты мои руки, плечи и грудь —
Это
навряд ли тебе не по нраву, красавица, было,
Коли
вместе с красой ум у тебя есть и вкус.
Дальше молодой здоровяк рассказывает о своих подвигах:
он одним ударом опрокинул быка, убил медведя, получил приз за
стрельбу из лука. У него и добра немало: стада коров и овец. Есть у
него и хорошее молоко, и ягоды, и мед,
из которых он делает самую лучшую амброзию. Есть у него
и розы в саду. Пастух знает, что жить его розам недолго, и
говорит в заключение:
Розы,
нимфа, сорви — нынче не поздно еще.
Под античным покровом в стихах Лоренцо проступают черты настоящего
народного творчества. Но природа — наставница мудрости, и в этом
смысле в стихах присутствует
и учение Фичино с его доктриной об иерархически
устроенной системе мировых сил, восходящих от низших
к высшим, о космосе души. Близкие Лоренцо люди разделяли
эти идеи. Самым влиятельным был его задушевный
друг Полициано. выражавший эти мысли в своих
изящных и ученых латинских стихах. Вечером, после ужина, в городе
или на вилле, друзья предавались размышлениям.
Полициано декламировал свои собственные
«Сельвы».
Одна из них, посвященная Лоренцо Торнабуони, заканчивается
воспеванием виллы Поджо а Кайяно. Другая сельва.
пол названием «Нутриция», прославляет самого Лоренцо
— «чудо синьории и народа», «миротворца Италии»,
равного величайшим поэтам. Полициано закончил это стихотворение
8 сентября I486 гола во Фьезоле. в подаренном
ему другом домике на склоне Фонте Люченте, неподалеку от
виллы Медичи, которая была одним из любимых жилищ
Лоренцо.
215
Новый
человек в бригаде: Пико делла Мирандола.
Удовольствия эстета и коллекционера
В 1484 году в ближайшем окружении Медичи появился
молодой человек из очень знатной семьи: граф Джованни
Пико делла Мирандола, двадцати
одного года от роду, тоже наделенный поэтическим даром. Вскоре он
стал другом Полициано и поэта Джироламо Бенивьени. Пико,
ученик лучших гуманистов, воспитанный на философии Аристотеля,
не замедлил приступить к
критике «Платонова богословия» Фичино, хотя и с ним был
связан самой искренней дружбой.
Позиция Пико, основанная на доводах, подкрепленных многочисленными
примерами, ничуть не вредила ему. а, напротив, возбуждала
всеобщее восхищение.
В 1485
году
его пригласили в Парижский университет;
затем, после странной любовной
истории, где его и соблазняли и похищали, он осел в Перудже и
занялся изучением каббалы. В конце 1486 года Пико написал 900
тезисов (философских утверждений), которые вызвался
отстаивать в Риме на публичном диспуте. Иннокентий
VIII
предварительно просмотрел
тезисы — семь из них были признаны неправоверными, а шесть
сомнительными. Но Пико не отказался
от них. Тогда папа, оскорбившись, запретил все 900 тезисов. Молодой
философ бежал во Францию, но люди папы добрались до него и добились
его ареста. В 1488 году он был заключен в Венсеннский замок.
По ходатайству нескольких
итальянских государей Пико освободили, и пала разрешил ему жить во
Флоренции. Лоренцо Великолепный взял его под личное
покровительство и поселил на своей вилле во Фьезоле.
Пребывание Пико, Полициано и Фичино во Фьезоле резко подняло престиж
флорентийского философского кружка. Уровень Платоновской академии
они оставили далеко позади. Но в это же время уже распространялось
новое духовное течение: проповеди монаха Савонаролы обозначили
переворот в мировоззрении флорентийцев. Пико, убежденный в глубинном
единстве философских учений, изложил суть своих взглядов в
«Гептапле», трактате об устройстве мира, и посвятил его Лоренцо. В
другом трактате, «О сущности и едином», написанном в 1491 году, он
попытался согласовать Платона с Аристотелем. Главная тема его
творчества — достоинство и свобода человека. Возвеличивая их, он не
жалел усилий и даже написал большой труд, опубликованный посмертно,
в кото-
216
ром
развенчал астрологические теории, какое-то время привлекавшие его.
Только благодаря покровительству Лоренцо Пико смог
столь плодотворно работать, вследствие чего в 1493 году, за
год до своей безвременной кончины, был оправдан Римом.
В эти годы большую часть бригады Медичи составляли
деятели литературы Флоренции: среди них были эрудит
Кристофоро Ландино, Уголино Вьери — поэт и спутник Лоренцо
на охоте на берегах Омброне, секретарь Медичи и
автор лирических стихотворений
Алессандро Браччези, комические стихотворцы Маттео Франко и
Бернардо Беллинчони. Связи с внешним миром, помимо прочего,
позволяли непрестанно обогащать библиотеки, находившиеся под покровительством
Медичи: в Сан-Марко, в Сан-Лоренцо, во Фьезоланском аббатстве.
К огорчению старика Веспасиано да Бистиччи, крупнейшего
изготовителя списков античных рукописей, Лоренцо
решительно поддержал
книгопечатание. Надо сказать, новое искусство рождало удивительные
шедевры; часть из них была напечатана на пергаменте и
иллюминирована. С помощью
филиалов банка Медичи охота за античными рукописями
продолжалась по всему миру. Если Лоренцо не мог достать какие-то
манускрипты, он заказывал их копии: так, в 1485 году он просил
Эрколе д'Эсте одолжить ему «Римскую историю» Диона Кассия, а в 1488
году послал в Феррару одного
грека переписать эту книгу. Эрколе подарил Лоренцо
Великолепному итальянский перевод сочинения Диона.
Лоренцо продолжал пополнять свои коллекции античными статуями,
открытыми при раскопках, монетами, медалями, драгоценными сосудами.
Он покровительствовал флорентийским
резчикам по камню: Пьетро Раццанти и Джованни ди Лоренцо, который
исполнил и его портрет.
Он
высоко ценил нидерландское искусство; во Флоренции и в деревне у
него было около сотни больших шпалер.
Лоренцо любил проводить время в кабинете, где жат
таинственной жизнью его геммы,
хранящие память о прошлом. Произведения искусства, как и
поэзия, приносили ему радость и
утешение. Но для хозяина Флоренции, которого превозносили и
ненавидели, который в суете мирских
дел постоянно заботился и о
завтрашнем дне, и о загробной
жизни, они являлись не просто
предметами роскоши. Искусство было для него особым волшебным миром,
в котором он черпал новые силы.
217