Заключение
МИФ И РЕАЛЬНОСТЬ. ДАНТЕ И ФЛОРЕНЦИЯ
Присутствуя в Риме на юбилее 1300
года, флорентийский хронист Джованни Виллани задумал написать
«Хронику», в которой есть примечательное высказывание: «...наш
город Флоренция, дочь и творение Рима, переживающая стремительный
подъем, предназначена для великих
дел, тогда как Рим клонится к
упадку». Так началось сотворение мифа о Флоренции,
доведенного до высших пределов флорентийскими писателями эпохи
Ренессанса, прославлявшими свой город, как Новые Афины. Виллани еще
сдержан в выражении переполняющей его гордости, но и он не упускает
ни единой возможности, чтобы сравнить могущество Флоренции с мощью
других городов и королевств. Так, описывая свой город в 1338 году,
хронист уверяет, что его доходы превышают фискальные поступления
короля Роберта Неаполитанского, королей Сицилии или Арагона.
Путешественник, впервые увидевший с расстояния трех миль от города
«богатые сооружения и роскошные дворцы» Флоренции, думает, не к
Риму ли он приближается. Говоря о Данте, Виллани без тени сомнения
называет его самым великим из писателей, которых Флоренция дала
Италии.
Но именно Данте был тем редким
флорентийцем, который не разделял
270
общих восторгов. Разумеется, у него
были причины для обиды. Но его злопамятность не знает границ. Среди
семидесяти девяти персонажей, помещенных
им в «Ад», тридцать два —
флорентийцы. Зато в «Чистилище» флорентийцев всего трое, а в
«Раю» — двое, один из которых прадед поэта. Откуда эта неумолимая
суровость? Флоренция, считает он, при жизни двух или трех последних
поколений стала вместилищем
гордыни, зависти и жадности (Ад,
VI,
74—75;
XV,
68). Это те самые грехи,
олицетворения которых — лев, рысь и волчица — появляются в первой
песне «Ада», не дают взобраться на холм спасения. Данте клеймит
бесстыдство, роскошь, половые извращения, лицемерие,
несправедливость, политическое легкомыслие, неодолимую тягу к
нововведениям, непостоянство, раздоры и ненависть — вплоть до
финансового могущества города и его символа, золотого флорина:
...проклятый цветок,
Чьей прелестью с
дороги овцы сбиты,
А пастырь волком
стал в короткий срок.
(Рай,
IX,
130-132)
Эта бескомпромиссная неприязнь к
родному городу питалась и неуступчивостью, которую флорентийцы
проявили в отношении политических планов императора Генриха
VII,
и поддержкой, которую они оказывали папам, в коих Данте видел лишь
алчных, продажных, растленных князей.
Между дифирамбами хрониста и
проклятиями поэта историку не составит труда найти нечто среднее —
это восхищение городом, исключительная роль которого в итальянской
истории вполне отчетливо обозначилась, благодаря достигнутым
огромным успехам, уже в эпоху Данте.
271